Уилл Стерп был в городе, и Джо отправился к нему, и поднял его с кровати, и сказал, что он покончил с семейной жизнью, и не одолжит ли ему Уилл двадцать пять долларов на дорогу до Нью-Йорка. Уилл сказал, что он поступил совершенно правильно и что любить их и бросать их – единственно верное дело для таких ребят, как мы с тобой. Они до утра болтали о том, о сем, о третьем. Потом Джо заснул и спал до вечера. Проснувшись, он успел захватить пароход в Вашингтон. Он не взял каюты и всю ночь пробродил по палубе. Он разговорился с одним из помощников и зашел посидеть в рубку, уютно пахнувшую прошлогодним трубочным табаком. Прислушиваясь к журчанию воды под носом и следя за зыбким белым пальцем прожектора, упиравшимся в буйки и маяки, он постепенно стал приходить в себя. Он сказал, что едет в Нью-Йорк повидаться с сестрой и похлопотать в Судовом ведомстве насчет диплома второго помощника. Его рассказы о минных атаках имели должный успех, так как ни один человек с «Доминион Сити» дальше залива не плавал.
Совсем как в былые дни стоял он на носу морозным ноябрьским утром, вдыхал знакомый солоноватый запах Потомака, проплывал мимо краснокирпичных Александрии и Анакостии и Арсенала и Адмиралтейства, глядел на розовый Монумент, высунувшийся из утреннего светлого тумана. Верфи были те же, что и раньше, напротив стояли на якоре яхты и моторные лодки и ветхие экскурсионные пароходы, причаливал пассажирский из Балтиморы, на пристани – устричные раковины под ногами, негры-грузчики. Потом он сел в джорджтаунский трамвай и гораздо скорее, чем ему хотелось, уже шагал по краснокирпичной улице. Звоня у двери, он спрашивал себя, чего ради он приехал домой.
Мать постарела, но очень прилично выглядела и была поглощена своими постояльцами и помолвкой обеих дочерей. Они сказали, что Джейни очень выдвинулась у себя на службе, но что жизнь в Нью-Йорке изменила ее. Джо сказал, что он едет в Нью-Йорк хлопотать насчет диплома второго помощника и что он непременно повидает ее. Когда они стали расспрашивать его про войну и подводные лодки и тому подобное, он не знал, что отвечать, и все отшучивался. Он был рад и счастлив, когда пришло время ехать в Вашингтон на вокзал, хотя они были очень приветливы и, по-видимому, считали, что быть вторым помощником в таком юном возрасте – не шутка. Насчет того, что он женат, он промолчал.
Всю дорогу до Нью-Йорка Джо просидел в отделении для курящих, глядя в окно на фермы, и станции, и рекламные щиты, и грязные улицы фабричных городов штата Нью-Джерси под проливным дождем, и все, что он видел, напоминало ему Делл, и окрестности Норфолка, и те блаженные времена, когда он был маленьким. Он вышел на Пенсильванском вокзале в Нью-Йорке и прежде всего сдал на хранение чемодан, потом пошел по Восьмой авеню, блестящей от дождя, до угла той улицы, на которой жила Джейни. Он решил, что лучше сначала ей позвонит, и позвонил из табачного магазина. Голос ее показался ему довольно сухим: она сказала, что занята и сможет повидаться с ним только завтра. Он вышел из телефонной будки и побрел по улице, не зная куда идти. Под мышкой он нес пакет с двумя испанскими шалями, которые купил для нее и для Делл в последнее плавание. У него было так погано на душе, что ему захотелось бросить шали в водосточную канаву, но он передумал и пошел на вокзал в камеру хранения и уложил их в чемодан. Потом зашел в зал ожидания и стал курить трубку.
«Да ну их всех к черту, надо выпить!» Он доехал до Бродвея и пошел по направлению к Юнион-сквер, заходя во все места, где, по его соображениям, можно было выпить, но пить ему не давали нигде. Юнион-сквер была залита огнями и вся заклеена плакатами, призывающими вступить в военный флот. Большая деревянная модель броненосца занимала одну сторону площади. Перед ней стояла толпа, и девица в морской форме произносила речь насчет патриотизма. Джо свернул в какую-то улицу и зашел в распивочную, именовавшуюся «Старой фермой». Буфетчик, по-видимому, принял его за кого-то из своих знакомых, потому что поздоровался с ним и налил ему хлебного.
Джо разговорился с двумя парнями из Чикаго, которые пили виски пивными стаканами. Они сказали, что вся эта военная болтовня ни черта не стоит и если бы рабочие отказались работать на военных заводах и изготовлять снаряды, убивающие своего же брата рабочего, то никакой бы войны вовсе не было. Джо сказал, что, конечно, они правы, но зато, подумайте сами, какие огромные деньги можно загрести. Ребята из Чикаго сказали, что они сами работали на военном заводе, но теперь к черту, хватит с них, и что если рабочие зарабатывают несколько лишних долларов, то это значит, что военные спекулянты зарабатывают миллионы. Они сказали, что русские правильно сделали, устроив революцию и расстреляв ко всем чертям сволочей спекулянтов, и что то же самое произойдет и у нас, если у нас тут не опомнятся, и это будет самое разлюбезное дело. Трактирщик перегнулся через стойку и попросил их не говорить так, а то их еще примут за немецких шпионов.
– Да ведь ты же сам немец, Джордж, – сказал один из парней.
Трактирщик побагровел и сказал:
– Имя ничего не значит… Я американский патриот. Я ведь для вашей же пользы говорю, а если вам хочется попасть в клоповник, это не моя забота.
Все же он угостил их даровой выпивкой, и Джо показалось, что он согласен с теми парнями.
Они выпили еще по одной, и Джо сказал, что все это верно, но что тут сделаешь. Парни сказали, что кое-что сделать можно – вступить в ИРМ и завести себе красную карточку и быть классово сознательным рабочим. Джо сказал, что пускай этим занимаются инородцы, а вот если белые организуют партию для борьбы со спекулянтами и сволочами банкирами, то он в нее вступит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145