Ч А что же ты не позвал? Ч улыбнулась Марина. Ч Я бы составила тебе комп
анию…
От углов рта у нее уже пошли тяжелые морщины. Возраст все-таки сказываетс
я. Хотя оттого, что Маринка постарела, в ней появилось даже что-то человеч
еское.
Я неопределенно помахал рукой, а она все лезла настырно:
Ч Ты ведь знаешь, я, как декабристка: за тобой Ч хоть на край света.
Ч Ага, Ч кивнул я. Ч Хоть в ресторан, хоть на премьеру, хоть в гости.
Ч Хоть к шлюхам, Ч согласилась она. Ч Я же покладистая, у меня характер
хороший.
Ч Это точно. Лучше не бывает. Слушай, покладистая, не дашь чего-нибудь пож
евать?
Ч Пожевать? Ч переспросила Марина, будто прикидывая, чем бы вкуснее мен
я накормить Ч стрихнином или мышьяком. Потом вдруг закричала так пронзи
тельно, что верхнее «си» растворилось и перешло в ультразвук, навылет пр
обивший барабанные перепонки:
Ч Пожевать пускай тебе дадут твои проститутки от своей жареной п…! Кобе
ль проклятый, сволочь разнузданная! Я бы тебя накормила! Сто хренов тебе в
глотку натолкать, гадина вонючая! Гад! Свинья! Бандитская морда…
От красоты Марины, от ее прекрасной розовой веснушчатости не осталось се
йчас и следа Ч она была как багрово-синее пламя ацетиленовой горелки.
Мощной струей, под давлением извергала она из себя ненависть. И страшные
фиолетово-красные пятна покрывали ее лицо. Она была похожа сейчас на сюр
реалистического зверя. Алый леопард. Нет Ч пожалуй, из-за оскаленных зуб
ов и наливающихся темнотой пятен она все сильнее смахивает на красную ги
ену.
Я сидел в теплом мягком кресле, поджав под себя ноги, так было теплее и спо
койнее, и рассматривал с интересом свою милую. подругу, суженую. Суженую, н
о Ч увы! Ч не судимую. Господи, ведь бывает же людям счастье! Одного жена б
росила, у другого попала под машину, третий рыдает из-за скоротечного рак
а супруги. А к моей любимке хоть бы грипп какой-нибудь гонконгский приста
л.
Так ведь нет! Ни черта ей не делается! Здорова моя ненаглядная как гусенич
ный трактор. И никакой хрен ее не берет. Хотя болеет моя коханая беспрерыв
но Ч какими-то очень тяжелыми, по существу, неизлечимыми, но мне незаметн
ыми болезнями. Я наблюдаю эти болезни только по количеству денег, времен
и и и связей, которые приходиться мне тратить на доставание самоновейших
американских и швецарских лекарств. Все они мгновенно исчезают. Она их, в
идимо,перепродает или меняет на французскую косметику.
Ч Мерзавец грязный!… Подонок!… Низкий уголовник!… Аферист. Ты погубил мо
ю молодость!… Ты растоптал мою жизнь!… Супник!… Развратник американский!
…
Почему развратник Ч «американский»? Черт-те что…
Я женат на пошлой крикливой дуре. Но изменить ничего нельзя. Ведь совреме
нные браки, как войны, Ч их не объявляют,в них сползают.
Четыре года в ее глазах, в прекрасных медовых коричнево-желтых зрачках, н
еусыпно сияли золотые ободки предстоящих обручальных колец. Как защитн
ик Брестской крепости, я держался до последнего патрона, и безоружный я г
отов был отбиваться руками, ногами и зубами, только бы не дать надеть на се
бя маленькое желтое колечко-первое звено цепи, которой она накрепко при
ковала меня к себе.
Скованные цепью.
Может быть, и отбился бы я тогда, да глупое легкомыслие сгубило. Я был науч
ным руководителем диссертации веселого блатного жулика Касымова, заме
стителя министра внутренних дел Казахстана. Когда он обтяпал у себя все
предварительные делишки, меня торжественно пригласили на официальную
защиту.
И я решил подсластить противозачаточную пилюльку нашего расставания с
Мариной хорошей гулянкой Ч взял ее с собою в Алма-Ату. Ей будет что вспом
нить потом, а мне…
Мне с ней спать очень хорошо было. Вот в этом вся суть. Ведь вопрос очень вк
усовой. Десятки баб пролетают через твою койку, как через трамвай.
Ваша остановка следующая, вам сходить… А потом вдруг ныряет в коечку тво
я подобранная на небесах, и ты еще этого сам не знаешь, но вдруг, пока разде
ваешь ее, охватывает тебя Ч от одного поглаживания, от прикосновения, от
первых быстрых поцелуев, от тепла между ее ногами Ч невероятное возбужд
ение: трясется сердце, теряешь дыхание, и дрожь бьет, будто тебе снова шест
надцать лет, и невероятная гибкая тяжесть заливает твои чресла.
И вламываешься в нее Ч с хрустом и смаком!… И весь ты исчез там, в этом волш
ебном, отвратительном, яростном первобытном блаженстве, и она, разгоняем
ая тобою, стонет, мычит и сладко воет, и ты болью восторга в спинном мозгу ч
увствуешь, что она будет кататься с тобой всегда, и никогда не надоест, и з
абава эта лютая не прискучит, не приестся, потому что у нее штука не обычна
я, а обложена для тебя золочыми краешками. И еще не кончил, не свела тебя, не
скрутила счастливая палящая судорога, тебе еще только предстоит зареве
ть от мучительного черного блаженства, когда, засадив последний раз, ощу
тишь, как хлынул ты в нее струёй своей жизни, а уже хочешь снова опять! опят
ь! опять!
А потом, как бы ты ее ни возненавидел, сколь ни была бы она тебе противна и с
кучна Ч все равно будешь хотеть спать с ней снова.
Ах. Марина, Марина! Тогда, собираясь в гости к Касымову, чтобы рассказать н
а ученом совете о выдающемся научном вкладе моего веселого ученика в тео
рию и практику взяточничества, вымогательства и держимордства, а потом ш
икарно погулять неделю, я хотел побаловать тебя. И усладить напоследок с
ебя.
Потому что в те времена ты мне хоть и надоела уже порядком, но я все еще вол
новался от одного воспоминания, как впервые уложил тебя с собой, у меня на
чинали трястись поджилки только от поглаживания твоей томно-розовой ко
жи, сплошь покрытой нежнейшим светлым пухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29