И плюнуть, ка
к давеча в Истопника, не хотел.
Я хотел бы ее расчленить. Если просто убить, то, как абсолютно бездушное су
щество растительной природы, она должна через некоторое время снова ожи
ть.
Ее надо расчленить. Как гидру. И куски разбросать. Разослать поездами мал
ой скоростью. Утопить голову в городской канализации.
Ч Свинья!… Пес!… Осел!… Уголовник!…
Повтор Ч начало конца.
Как в песне поется: «Затихает Москва, стали синими дали…»
Я поднялся с кресла, сказал ей ласково:
Ч Успокойся, мои нежная Дура ты твою мать…
И зашлепал босиком на кухню. Сейчас она порыдает маленько, потом пару дне
й гордо помолчит, пока спекулянтки не притащат ей какой-нибудь дефицит, т
огда она нырнет ко мне в койку и с горячими слезами любви и горечи, что, о я с
тал холоден к ней, высосет из меня деньги.
Открыл холодильник Ч пусто. Мыши в салочки играют, лапками разводят: как
живете так?
Так и живем. Два плавленых сырка, банка меда, грецкие орехи Ч это, видимо, к
акая-то новая диета. У нас никогда дома нет еды. Разве что консервы. Марина
ничего не готовит. Это одна из ее неизлечимых болезней.
Тепловая аллергия. Ей нельзя стоять у кухонной плиты.
Я утешаю себя мыслью о том, как она закрутится со своей тепловой аллергие
й, когда ее будут кремировать. Там ведь плита пожарче.
А пока мы питаемся только в ресторанах. Стоит бездну денег. Но главное, что
из-за чудовищного всеобщего воровства ресторанная еда разрушает орган
изм хуже проглоченной зажигательной бомбы.
Э, черт с ней! Ничего сейчас не изменить. Разве что подумать тщательно: как
бы убить ее поаккуратней?
Марина стала на пороге кухни, равнодушно понаблюдала за напрасными моим
и поисками чайной заварки, потом сказала невыразительно:
Ч Я тебя ненавижу. Ты испортил мне жизнь.
Ч Давай разведемся, Ч быстро, но без всякой надежды предложил я. Ч По-х
орошему.
Ч А-а, ну конечно! Знаю, о чем ты мечтаешь! Использовал меня, пока молодая б
ыла, загубил мою красоту, а теперь хочешь отделаться!
Господи, какая пошлая женщина. Какая бесконечная кретинка.
Ч Я тебе такое устрою, что ты меня всю жизнь будешь вспоминать, Ч вяло по
обещала она, и я знал, что за этим равнодушием стоит убогое упорство бульд
ога. Она, в случае чего, напишет во все инстанции тысячу заявлений. Доконае
т меня. Бульдожка всегда волка придушит.
Ч Ненавижу тебя, Ч тупо повторила она.
Ч И зря, Ч заметил я. Ч Наш с тобой друг иерей Александр говорит, что ког
да человек в ненависти, им владеет сатана.
Ч Ты сам и есть сатана, Ч сообщила она уверенно. Ч Ты черт из преисподне
й. Бесстыжий…
Ч Может быть. Сатана, черт, дьявол, демон, бес, лукавый. Бес Стыжий. Только о
твяжись ты от меня, Христа ради!
Она мне так действует на нервы, что даже спать расхотелось.
Ч Слушай, а зачем Майка приходила?
Марина зло поджала губы:
Ч Моя падчерица не считает нужным передо мной отчитываться!
Я горестно вздохнул:
Ч Ты вслушайся в то, что несешь! Твоя падчерица тебя на год старше! Ты и вид
ела-то ее два раза в жизни.
Ч Это не имеет значения! Если женщина надумала выходить замуж, могла бы п
осоветоваться! Если не с родителями, то хотя бы с более опытными людьми…

Ч Кто выходит замуж? Майка? Ч ошарашенно переспросил я. Пулей промелькн
ул в голове рапорт сторожевого в подъезде: «…иностранная машина… номер н
е наш…» Фирмач? Дипломат? Демократ? Нейтрал? Капиталист?
Оглушило. Вот эта вещь может прикончить мои делишки. Порадовала доченька
папаньку.
Жены нечестивцев несмысленны, и дети их злы, проклят род их…

***

Это ты про меня, Соломон?

***

Что-то безостановочно бубнила Марина, но я никак не мог вслушаться в слов
а, уловить смысл, связать в одно целое всю ее белиберду. Как в плохо озвуче
нной кинокартине сыпались из ее рта какие-то незнакомые звуки, отдаленн
о напоминавшие мне чей-то пронзительный голос.
Ч Ничего не объяснила… Выходит замуж… Иностранец… Срок Ч месяц… Он из
ФРГ… Не помню города… Кажется, из Топника… Из Топника. Из Топника… Такого
города нет. Или есть? Из Топника. Из Топника. Ис топника. Истопника. ИСТОПНИ
КА. Срок… пронзительный… месяц… голос… из Топника… Ис-топника. Это она ро
дила Истопника. Истопник вселился в Марину.
Я был у штукатура, а он был в Марине. Подманила его своей тепловой аллергие
й. В ней гнездо. Внутри. Плохо дело.

ГЛАВА 4
AB OVO

Я лежал в теплой пучине ванны, в белых волнах бадузановой пены. В квартире
было так тихо, будто Марина там, за дверью, вымерла. Надежда беспочвенная,
но думать так приятно. Единственная приятность кошмарного утра.
Когда тоски и страх становились невыносимыми, я выныривал из пены, брал с
полки початую бутылку виски и делал пару жадных глотков, запивал водой и
з крана и вновь проваливался в тихо потрескивающую, шипящую игру белых п
узырьков. И был, наверное, похож на херувима, выглядывающего на мерзкую зе
млю из своего белоснежного облака. Я мечтал подремать в ванне, но душная т
ревога, острая, щемящая, похожая на приступ тошноты, напрочь выгнала сон.

Обделавшийся херувим. Итак, уважаемый Хер Рувим, дела Ч швах. Я могу облом
ать кого хошь и даже свою ненаглядную дебилку заставить делать то, что ну
жно мне. Все зависит от интенсивности и диапазона мер. Могу заставить Ч в
сех, кроме Майки. Она не подчиняется мне всегда, во всем. Принципиально. Я д
умаю, она меня остро ненавидит. Она холит, лелеет, культивирует это чувств
о, как селекционер-садовод редкостную розу. Она обращается ко мне вроде б
ы по-товарищески, как бы панибратски, якобы модерново-современно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29