– Что это вы затеяли? – встревожено осведомилась Джеанна.
– Не знаю, – честно ответил я. – Он позвал меня в гости, и только.
– Мне казалось, что вы не разговариваете друг с другом.
– Это он со мной не разговаривал. А сейчас, может быть, решил помириться…
– С чего бы?
– Я сам спросил его об этом только что.
– И?
– Сказал, что хочет поговорить, – я пожал плечами. – Что тебя беспокоит?
– После своего северного путешествия Вевур стал другим, – негромко ответила Джеанна. Дрогнувшие уголки губ выдавали беспокойство и недоумение. – Переменился. Молчит почти все время. Словно болит у него что-то, а он не хочет говорить об этом. Но ведь я чувствую…
– Сердце у него болит, – проворчал я. – За судьбу мира.
– Не шути так! – Взгляд Джеанны ожег, как пощечина. – Ты ничего о нем не знаешь!
– Так уж ничего… – вздохнул я, – Я бы даже сказал, что знаю гораздо больше, чем он.
– Ты… – она смолкла, неприязненно взглянув куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел, что на нас неотрывно и с боязливой тревогой глазеет девочка лет семи. Мнет в пальцах поникший букетик. Шевелит губами.
Заметив, что оказалась в центре нашего внимания, она нерешительно приблизилась, выставив перед собой несчастный, истерзанный букетик, как щит.
– Вот, – серьезно произнесла она, уставившись на меня прозрачными, серыми глазищами. – Это вам…
Я покорно взял теплые от ее рук цветы, ожидая продолжения. С таким смятением на лице не подходят, чтобы дарить букеты. Скорее, чтобы попросить о чем-то невероятном.
– Я хотела узнать… Все говорят, что вы очень хороший музыкант… – смущенно проговорила девочка. – Мне понравилась ваша песня… Она красивая. Мама говорила, что прекрасная музыка – это тоже волшебство. Я вот подумала, если вы волшебник, то не могли бы вы написать такую песню, чтобы все помирились друг с другом?..
Мы с Джеанной молча переглянулись.
Цветные, полосатые, разрисованные павильоны распахнулись, как цветы на рассвете, приглашая всех желающих. Пустые до поры до времени площадки для состязаний и представлений наполнились суетным и громогласным движением. Ожили торговые ряды. Завертелись, стрекоча, карусели. Задымили костры, наполняя воздух ароматом благовоний, разноцветным дымом и сверкающими искрами.
Праздник начался. Первый день целиком принадлежал Городу, и он спешил продемонстрировать все свои сокровища и умения, своих мастеров и красавиц. Все, чем богат и славен. Второй день полностью передан во владение драконам и Птенцам. И соответственно третий день – общий и неделимый, символизирует единство нашего мира.
Разбегались в разные стороны извилистые ярмарочные ряды – длинные, пестрые, душистые, как коробочки со специями и звонкие, как девичьи ленты, увешанные колокольчиками. Высились разноцветные и темные шатры и купола, облюбованные мастеровыми, оружейниками, знахарями, ювелирами, стряпчими или фокусниками. Все вперемешку. Иногда по вывеске и не скажешь, кто обитает в палатке – юрист или предсказатель погоды. Звонкоголосые воспитанники детской музыкальной студии в клетчатых костюмчиках выводили заливистые рулады, заглушая речитатив смурного чтеца в черной мантии из городского клуба любителей томной лирики. Пухлые хозяйки наперебой нахваливали свою фирменную сдобу или изысканное рукоделье, а их бодрые мужья приценивались к табачному зелью из самого Беддорога. Кто-то торговался, кто-то восхищался, кто-то во весь голос делился впечатлениями, демонстрировал приобретения или молча слушал, наблюдал, пробовал…
Городу было чем похвастать.
Для театральных представлений отвели самую большую сцену, сколоченную хоть и быстро, но со знанием дела и тщательностью. Смастерили даже купол, чтобы создать иллюзию некоторой камерности, а заодно приспособить роскошные задники и вписать сложнейшие декорации, больше подходящие для закрытого театра, а не для полевых испытаний…
Хотя считается, что театральное искусство – это тоже вотчина обитателей Гнезд, но в городе театр любили и зачастую ставили своими силами весьма приличные спектакли. «Крепкие, ядреные, пряные и незамысловатые, как малосольный огурец» – ядовито, но не без толики некой смутной зависти, говорил о таких представлениях звезда столичной режиссуры господин Шляпник.
Спектакли шли один за другим, едва одна труппа сходила со сцены, как рабочие спешили сменить декорации, готовясь к следующему представлению. Мало кто из зрителей выдерживал этот марафон, но в основном, скамьи перед сценой не пустовали. Впрочем, учитывая, что трагедии шли вперемешку с фарсами, а драмы – с комедиями безо всякой закономерности в переменах, то текучка в зрительном зале была заметная и вполне объяснимая. К тому же в начале выступали в основном самодеятельные или провинциальные труппы, а зубрам и звездам было отведено вечернее время.
Кажется, поговаривали, что наш праздник почтил своим присутствием блистательный дуэт Кэриссы Вуколь и Стиана Верхогляда из Звеницара, но они выйдут на сцену завтра.
Я остановился посмотреть, как разворачивается на сцене пышное действо классической «Венчальной истории» в исполнении гостей из соседнего города.
– Не… – тут же авторитетно прокомментировал какой-то упитанный парень, смачно обсасывая сушенец, об литый хмельным медом, и наблюдая за страданиями ревнивого жениха. – Можно не смотреть. Тоска. Говорят, да говорят, ниче не поймешь. Вот прежде тут повеселее было, когда девок-то голых секли… Видал?
Я рассеянно покачал головой.
Представление соседей, несмотря на громоздкую эффектность декораций и костюмов, особой популярностью не пользовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155