Когда только затихли звуки этой славной мелодий, установилось благоговейное молчание. А потом собравшиеся разразились овацией. Когда Полгара стала уводить обеих женщин из освещенного золотистым светом круга, многие при этом не скрывали слез.Белгарат, необычно величественный в тяжелой толнедрийской мантии и с большим, наполненным до краев серебряным бокалом в руке, преградил путь Полгаре. В глазах его застыло удивление.— В чем дело, отец? — спросила Полгара.Он без слов поцеловал дочь в лоб и вручил ей бокал.— Дорогая Полгара, зачем оживлять то, что умерло, что не существует уже многие века?Полгара гордо подняла голову.— Память о Во-Вокуне не умрет во мне, пока я живу, отец. Я ношу ее в своем сердце и буду носить всегда. Я вечно помню тот некогда славный, светлый город, город смелых и благородных людей, город, которому этот приземленный мир, где мы живем, позволил исчезнуть.— Ты так искренне переживаешь это, Полгара? — с волнением в голосе спросил он.— Да, отец, переживаю, и так, что словами этого не выразить, так что… — Она не договорила, неуверенно пожала плечами, а затем величественной походкой вышла из зала.После банкета Гарион с Сенедрой сделали в танце несколько кругов по залу, но больше из приличия, чем из желания.— Когда это Полгара прониклась таким чувством к вокунским арендийцам? — спросила Сенедра во время танца.— Она ведь в молодости какое-то время жила в Во-Вокуне, — ответил Гарион.— Видимо, она полюбила город, людей.— Я думала, у меня сердце разорвется от ее пения.— И я, — тихо сказал Гарион. — Она много настрадалась в жизни, но, я полагаю, разрушение Во-Вокуна было для нее величайшим потрясением. Она не простила деду, что он не пришел на помощь городу, когда астурийцы разрушали его.Сенедра вздохнула.— В мире так много горя и несправедливости.— Но есть и надежда, по-моему, — тихо заметил Гарион.— Очень мало. — Она снова вздохнула. Потом злорадная улыбка промелькнула у нее на лице. — А эта песня выбила из колеи всех здешних дам, и еще как.— Не показывай своего торжества на публике, дорогая, — попытался Гарион ласково укротить Сенедру. — Это не принято.— Дядя Вэрен разве не сказал, что я здесь — почетная гостья?— Сказал, ну и что?— Тогда, считай, это мой вечер, — решительно произнесла она, гордо вскинув голову. — Хочу — торжествую, хочу — злорадствую.Когда Гарион с Сенедрой вернулись в апартаменты, выделенные императором ривскому королю и его спутникам, они застали дожидавшегося их Шелка. Стоя у огня, он грел руки. Глаза его хитро бегали, взгляд выражал некоторое беспокойство. Маленький драсниец с головы до ног был словно вывалян в зловонной грязи и мусоре.— Где Вэрен? — спросил он, как только Гарион и Сенедра вошли в освещенную свечами гостиную.— Что ты делал, принц Хелдар? — поинтересовалась Сенедра, морща нос от нестерпимого запаха, издаваемого одеждой Шелка.— Прятался, — ответил тот. — В куче мусора. Я думаю, нам очень скоро захочется покинуть Тол-Хонет.Белгарат прищурил глаза.— Чем же ты занимался, Шелк? — требовательно спросил он. — И где ты пропадал пару дней?— И тут, и там, — уклончиво ответил Шелк. — А сейчас мне хотелось бы отмыться.— Я думаю, ты не знаешь, что происходит с семьями Хонетов? — спросил Гарион.— А что такое? — заинтересовался Белгарат.— Во второй половине дня я был у Вэрена, когда пришел лорд Морин с докладом. Хонеты умирают один за другим. Человек восемь — десять за пару дней, по последним данным.— Двенадцать, если быть точным, — поправил его Шелк.Белгарат обернулся к маленькому человечку с крысиным лицом.— Неплохо было бы пояснить, — сказал он.— Люди умирают, — пожав плечами, промолвил Шелк. — Обычное дело.— Им помогают в этом?— Возможно, чуть-чуть.— И ты один из тех, кто оказывает такую помощь?— Разве я стану этим заниматься?Лицо Белгарата потемнело.— Мне нужна вся правда, принц Хелдар.Шелк артистично развел руки в стороны.— Что такое правда, мой старый друг? Может ли человек сказать, что есть правда?— Не будем заниматься философией, Шелк. Это ты устроил резню среди Хонетов?— Что значит «резню»? Это слово отдает дикой жестокостью. А я горжусь своей утонченностью.— Так ты убивал людей?— Ну, если вы ставите вопрос таким образом… — На лице Шелка появилась обида.— Неужели двенадцать человек? — недоверчиво спросил Дарник.— Есть еще один, который вряд ли выживет, — сообщил драсниец. — Меня прервали, но я успел достаточно над ним поработать.— Так я все еще жду ответа, Шелк, — мрачно произнес Белгарат.Маленький человечек поморщился от запахов, исходивших от его одежды.— Мы с Бертой были добрыми друзьями, — произнес он, пожав плечами, и этим ограничился, будто сказано все, что требовалось.— А разве она как-то раз не пыталась убить тебя? — недоверчиво спросил Дарник.— А-а, это пустяки. Это по делу, ничего личного тут не было.— Неужели в попытке убийства не было ничего личного?— Конечно нет. Я влез в дело, которым она занималась. Ну а у нее было соглашение с туллским послом, вот и…— Ладно, не уходи от дела, Шелк, — прервал его Белгарат.Глаза его собеседника сделались серьезными.— Берта — это была та еще женщина, — стал рассказывать Шелк. — Красивая, одаренная. И исключительно честная. Я просто обожал ее. Можно даже сказать, почти любил, по-особому любил. И тот факт, что нашлись люди, зарезавшие ее на улице, глубоко задел меня. И я сделал то, что счел нужным.— Несмотря на всю важность нашего дела? — спросил Белгарат с лицом мрачнее тучи. — Ты забросил все и занялся частными расправами.— Есть кое-какие вещи, которым нельзя давать сходить с рук, Белгарат. Тут уж вопрос принципов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135