Самосвал достался Ярцеву из той сотни, которая подлежала списанию еще в дни окончания строительства гидростанции. Но эту сотшо решили доколачивать на дорожных работах. Новая стройка здесь началась с прокладки подъездных путей к площадкам будущего завода и города, чтоб потом, когда пойдет большой поток строительных материалов и станков, избавиться от привычных потерь и поломок на ухабах и рытвинах.
Наступила зима, капризная, с частыми метелями и степными морозами. Снежные сугробы в лощинах и гололед на степных гривах подстерегали шоферов на пути: к Крутояру, как заминированные зоны. То там, то тут сталкивались, перевертывались, обрывали крылья или торчали вверх колесами грузовики, автобусы, самосвалы. Иной день механик колонны пропадал с утра до вечера на участках строящихся Дорог, где организовывал работу тягачей по буксировке застрявших и поломанных машин. Все как на фронтовых дорогах, только без налетов авиации и обстрелов артиллерии.
В войну Акимыч служил в автобате танкового корпуса. Там он намыкался с машинами на разбитых дорогах до презрения к самому себе и думал, что никогда больше не вернется к автомобилистам. После войны, окончив металлургический институт, работал в Горьком, в Москве, затем приехал сюда. Но здесь металлургический цех еще только закладывался, поэтому пришлось взять на себя обязанность механика автоколонны. И вся сложность всплыла в десятки раз больше, чем в автобате, и темп задан такой, что земля, дыбится и. в глазах темнеет,- Похоже на муравейник, разрытый и раскиданный в разные стороны
в зимнюю пору. Заснеженное, утыканное кольями проектировщиков поле вдруг потемнело, стало пятнистым, и на нем засновали тысячи грузовиков, волоча за собой прицепы, вагончики, пузатые цистерны, металлические конструкции, затем появились башни подъемных кранов, стрелы землеройных экскаваторов. И все это задвигалось, замоталось в непонятном и, казалось, неуправляемом круговороте. Едва успели сдать в эксплуатацию бетонное полотно от Куйбышевской автомагистрали до Крутояра, как над Борковским полем выросли горы вынутого из котлованов грунта, штабеля железобетонных плит, терриконы щебенки. Будто извержение вулкана случилось здесь, й ровная степь превратилась в нагромождение сопок с ущельями и глубокими впадинами, над которыми повисли тучи дыма, пыли, выхлопного газа работающих двигателей. Темп день ото дня возрастал. Казалось, надвигается какая-то лавина неотвратимых осложнений, и, чтобы она не застала врасплох и не принесла бедствий, люди торопились, подгоняли себя и держали технику на предельных оборотах. Порой думалось, что достаточно лишь где-то в одной точке допустить надлом или пробку, все пойдет кувырком или замрет под ледяным панцирем суровой зимы.
Быть может, именно такое предчувствие тянуло Аки-мыча на трассу, к шоферам, ночами напролет приглушал в себе думы об усталости и о цраве на отдых. Он как бы оказался втянутым в поток того самого воздуха, который возле костра становится ветром и поднимает крылья пламени до искрометных вихрей. Акимыч не хотел теряться в своих заблуждениях о невозможности управления таким муравейником и, как многие, равные ему руководители, привязывал свой контролирующий глаз к отдельным шоферам, по ним находил свое место в общем круговороте дел. В зоне его наблюдений остался Василий Ярцев.
Носился Ярцев на старом, много раз Латанном самосвале так, что первое время казалось, торопится парень расхлестать «старика» до последней косточки, чтобы получить новый. Однако старый самосвал не разваливался, наоборот, вроде даже обновился. Ярцев устроил обогрев кузова выхлопными газами двигателя. Кабину утеплил так, что в ней зимой можно работать в летнем костюме. Акимыч сделал одну контрольную ездку рядом с Ярцевым, затем вторую. Видел, как лихо крутит баранку Василий,
будто для него это не работа, а просто прогулка по лабиринтам стройки. Подмигивает, улыбается всем, похваливает свой самосвал, а значит, и самого себя.
«Пусть хвалится, лишь бы не выпрягся из общего режима работы колонны, иначе придется другой ориентир искать,— решил Акимыч.— Да и люди к нему тянутся».
И опять начальник колонны прервал наблюдения Аки-мыча за Ярцевым: приказал десять надежных водителей во главе с Ярцевым отправить в Минск за новыми машинами.
Эта поездка снова заронила в душу Акимыча сомнение. Вернее, тревогу: прошла неделя, а от Василия никаких вестей. Если задержался на пункте рекламации, значит, обнаружил серьезные неполадки. А вдруг Ярцев по своей размашистой натуре затеял испытание МАЗов на повышенных режимах и допустил аварию? Кто будет отвечать за него? Да что и говорить, пожалуй, действительно поспешили доверить десять таких машин человеку, которого мало знали.
Прошло еще четыре дня. Теперь хоть вылетай в Минск и возвращайся по маршруту, пешим маршем. Другого выхода нет. Но вот наконец-то поступила телеграмма: «Задержались погрузке столярных изделий нашей стройке. Прошли Москву, Пензу. Застряли ста километрах Сызрани. Загустела солярка. Ярцев».
Акимыч посмотрел на термометр: минус тридцать семь в затишке, а там, на ветру... Все ясно, просчитался Ярцев, заправил МАЗы летней соляркой, которая при низких температурах густеет, забивает форсунки, и двигатель, глохнет. Пишет, «застряли». Значит, мерзнут на ветру и не знают, что делать.
Заправив автоцистерну керосином для смеси с соляркой — зимний вариант дизельного топлива,— Акимыч выехал на трассу Сызрань — Кузнецк.
— Жми, жми! — торопил он шофера.— Вдруг они там все обморозились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65