..
— Кто вас уполномочил ревизовать работу цехов, которые переживают период наладки? — донеслось из зала.
— Сама жизнь, забота о качестве,— ответил Василий Ярцев и положил на стол президиума лист правого заднего крыла с меловыми пометками вмятин на переднем срезе, и пояснил: — Этот дефект даже некоторые товарищи решили не замечать, запрятать под грунтовку.
Ярцев остановил свой взгляд на лице Олега Викторовича Жемчугова, сидящего во втором ряду. Тот нацелил прищуренные глаза на председателя профкома, затем отвернулся. Весь его вид как бы говорил: «В этом присутствии я отсутствую, а ты, председатель, заварил кашу и расхлебывай сам, такой выпад даром не пройдет». Возле Олега Викторовича сидели сотрудники из ОТК, за спиной металлург Рем Акимович Угодин, чуть правее Булан Бу-ланыч, Ирина Николаева. До сей минуты они с разных позиций внимательно следили за Ярцевым, даже записывали его не особенно удачные фразы. Рем Акимович давал какие-то пояснения Олегу Викторовичу, и тут вдруг его резко дернул за рукав Булан Буланыч:
— Замолчи, наушник!..
В зале поднялся шум. Первые минуты даже трудно было понять, кто кого обвиняет, кто кого защищает. Наконец наступила тишина. На трибуну поднялся заместитель начальника ОТК. Он не стал оспаривать подмеченные на деталях дефекты, а высказал свои сомнения по той части выступления Ярцева, где, как ему показалось, проступает тенденция преклонения перед мастерами фирмы «Фиат» и неверия в наши возможности, плюс нагнетание мифического страха испытателей перед придуманными опасностями. И закончил свое выступление заместитель начальника ОТК вопросом:
— Кто разрешил выносить с территории цехов такое количество деталей? Так растащим все заготовки новой модели и начнется сборка автомобилей в. общежитиях...
По залу прокатилось: «У-уу-у!»
Поднялся комсорг группы монтажников, молодой инженер Пушков.
— Вы хотели сказать, началось хищение на общественных началах?
— Предпочитаю не повторяться,— ответил оратор й, многозначительно посмотрев на комсорга, прошел на свое место во втором ряду, рядом с Жемчуговым.
«Ого, вон как поворачивается разговор. Неужели и Пушков будет говорить в таком же плане?..»
— Товарищ из техконтроля предпочел не повторяться. Дескать, и так все ясно. А мне не ясно. Поэтому повторю смысл вашей речи так, как я ее понял...— комсорг сделал паузу, посмотрел на потолок.— Вот оттуда, свысока, вы смотрите на рабочих. Все они для вас маленькие люди. Вы выдаете себя за прозорливого политика, заботливого хозяина и тем самым лишаете нас права вмешиваться в производственный процесс. Пустили козлов в огород, и вот вам факт, факт налицо — идет хищение деталей. Уличил расхитителей публично. Так, да?
— Постарайтесь не передергивать,— ответил тот.
— А вы постарайтесь оставить такие думы при себе. Не лишайте рядовых людей доверия, они значительно честнее, чем вы думаете. Что касается выставленных здесь экспонатов, то мы считаем, принесли их вы. Ведь выявление брака — ваша служебная обязанность. Однако получилось все наоборот. Вот почему вы попытались повернуть совещание в другую сторону. А почему — спросите собственную совесть. У вас много контрольных приборов, но это не значит, что вы избавлены от общественного контроля. Приборы строгие, но я больше верю строгой совести человека, в чьих руках находятся эти приборы.
Пвследняя фраза комсорга вызвала аплодисменты в задних рядах. В самом деле, предельно чуткий, предельно точный электронный прибор, улавливающий ошибки до одной сотой миллиметра, скажем, на шлифовке шеек коленчатого вала, будет пропускать любые зазоры, если выйдет из-под контроля самого шлифовальщика или техника по электронике. Сложнее человека и строже самоконтроля ничего не придумаешь.
Попросил слова заместитель начальника цеха испытаний, затем заместитель руководителя монтажных работ на главном конвейере. Все заместители. Ведь основной тон разговора задал не генеральный директор, а всего лишь шофер-испытатель. Вот так, молодой председатель профкома, знай табель о рангах — кто перед кем должен икру метать. Довольствуйся хоть тем, что заместители помогают тебе приподнять значимость такого мероприятия. Разве ты не видишь, твоя затея уже обрастает демагогией, перебранками?..
Шумит и плещется вода под берегом Крутояра, где остановился Григорий Павлович. Ночь. И набеги неуемных волн оседланной здесь Волги казались ему более грозными, чем днем. Неожиданность всегда грозна. Он ощутил ногами или ему почудилось, что берег пошел на обвал как раз в тот момент, когда осмысление производственного совещания застопорилось на странной позиции начальников цехов, пославших своих заместителей отговариваться. Ноги сами отступили назад. Благо тут никого не было, иначе пришлось бы смеяться самому над собой, чтоб замаскировать испуг.
К неожиданности привыкнуть нельзя, хотя сама жизнь почти сплошняком состоит из них. Готовил себя к напряженной работе в одной области, вдруг перебрасывают на другую. Закончился период электромонтажных работ, и можно переходить в электронно-вычислительный центр завода, осваивать новейшую технику согласно образованию — окончил Московское Высшее техническое училище имени Баумана,—как пригласили в партком. Секретарь парткома, полистав личное дело но учету кадров, неожиданно спросил:
— Почему кадровики не отметили, что был профоргом факультета?
— Не знаю... и не сожалею об этом.
— Напрасно. Три года на профсоюзной работе пропали бесследно.
— Не пропали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65