Звонили на строительную площадку — и там не было. Оставалось заявить в милицию...
Ужин давно остыл, когда осторожна скрипнула дверь. На пороге стоял Афоня в рабочей куртке, на ногах — рваные галоши. - Где сапоги?
— Сапоги? — Афоня поморщился.— С сапогами, братцы, беда стряслась, в бетоне остались.
— Ну и ну...— сказал Володя Волнорезов, окинув взглядом товарищей.
А Афоня продолжал:
— Пришло в одночасье три самосвала, вроде в су-пряжке, и бух мне на бахилы свой груз. Тычу вибратором в воздух: «Куда вы, варнаки, валите?!» — и чую, как за голенищами бетон твердость набирает. Кумекаю, костыли мои, значится, в бетоне упокой обретают. Жалко сапоги, однако ноги нужнее. И давай выдергивать их. Дерг да дерг, дерг да дерг... Три часа дергал. Наконец приноровился, выдернул — и домой. По дороге чьи-то галоши догнал. Вот они и донесли меня к вам, хотя с опозданием, но, как видите, без ущерба и проколов...
— Загибаешь ты сегодня, Афоня, крепко загибаешь,— сказал, улыбаясь, Ярцев.
— Вот молодец, Василий Ярцев, разгадал мой ребус, но не полностью. А я приготовил его специально для тебя. Без прокола у тебя, Вася, все дело обойдется!..— Он достал из-за пазухи газеты.— Вот на, читай, на второй полосе. «Ротозейка на дороге». Ирина Николаева про твое мастерство пишет... Здорово пишет! В испытатели тебя прочит. Готовый, говорит, то бишь пишет, ас-испытатель за рулем самосвала.
Афоня вручил всем по экземпляру газеты. Запахло типографской краской. Кто-то заметил:
— Газета не вчерашняя, не сегодняшняя, а завтрашняя.
— Живу на день вперед,— ответил Афоня.
Стало ясно, что пришел он так поздно неспроста и придуманная им история с сапогами всего лишь неудачная маскировка какого-то доброго дела в пользу Василия Ярцева.
— «Ротозейка на дороге»,— внятно, как по радио, прочитал заголовок Володя Волнорезов и, передохнув, пошел по тексту: — «Было это в Переволоках. Перегруженный самосвал спускался под уклон с повышенной скоростью — у него отказали тормоза. Водитель, шофер второго класса Василий Ярцев, принял все меры к тому, чтобы погасить скорость и не допустить аварии, а она зевала, стояла на дороге и любовалась собой. И быть бы ей под колесами самосвала, если бы в последнюю секунду...»
Далее рассказывалось все, как было на самом деле. Василий слушал и не верил своим ушам. В статье передавалось напряжение шофера в момент неизбежной аварии с тяжелыми последствиями. Вася даже удивился, где и как Ирина успела подслушать или разгадать, что мелькало у него в голове и перед глазами в ту напряженную, секунду... Она оправдывает шофера и обвиняет «ротозейку». Читателю неизвестно, кого она называет так, но Василий сразу понял — себя обвиняет. Обвинить себя, да еще публично, через печать! Эх, если бы все так умели поступать!..
— «На место аварии прибыли специалисты,— продолжал читать Володя,— в том числе начальник испытательного полигона будущих скоростных легковых автомобилей строящегося завода. Они установили...»
В этом абзаце Ярцев сделал для себя открытие: оказывается, маневр самосвала с асфальта через кювет и обратно в кювет обследовали специалисты, даже руководитель группы испытателей будущих автомобилей, который сказал, как пишет Ирина: «Шофер самосвала с большим риском для себя действовал расчетливо и точно, как опытный испытатель...»
— Во, слышишь, Вася, какую аттестацию тебе дают!..— заметил Володя.
— Это уж слишком,— смутился Ярцев, а про себя подумал: «Ирина оправдывает меня, подкрепляя свои суждения высказываниями авторитетов. Зачем она это делает? Разве ее правда и самообвинение потеряли бы силу без
авторитетов? Она действительно честная, но, видно, еще робеет даже перед собой. Перед самосвалом стояла с безрассудной храбростью, а тут за спину авторитета нырнула...»
— После аварии,— читал Волкорезов,— шофер Василий Ярцев, закончив ремонт своего самосвала, по собственной инициативе организовал внеурочный профилактический ремонт тормозных систем во всем парке. Эта работа продолжается. Василий Ярцев считает: машины должны выходить на трассы с надежными тормозами. Но и ротозеек на дорогах не должно быть».
«Это правильно»,— заключил про себя Ярцев.
— Молодец, Вася,— похвалил Володя, откладывая газету,— теперь пора ужинать.
— Не Вася молодец, а эта самая Ирина Николаева,— неожиданно поправил его Афоня.— Она умный и честный человек.
«Умный и честный»,— про себя повторил Ярцев слова Афони. Это, пожалуй, верно, до того честная и откровенная, что забыла сказать или не захотела трогать того самого главного, что возмущало меня тогда до темноты в глазах и возмущает сейчас: как избавиться от привычки выпускать детали с недозволенными допусками — «не заклинило, и ладно».
— Она говорит,— продолжал Афоня,— аварий на дорогах в сто раз было бы меньше, если бы все умели так держать руль, как держит Василий Ярцев. Так и сказала при мне редактору газеты и начальнику автоинспекции города, который был приглашен в редакцию на обсуждение статьи...
— Постой, постой,— перебил его Витя Кубанец,— теперь нам ясно, кому ты одолжил свои сапоги.
— Ну и одолжил. А что тут выяснять. Доехали на автобусе до нашей остановки. Сошли. Я уже дома, а ей шагать по грязи вон куда... На ногах туфельки... Как бы ты поступил на моем месте?
— Пригласил бы на ужин,— ответил Виктор. Это почему-то огорчило Афоню.
— Не догадался...— признался он.
— Уж не влюбился ли? Тут поднялся Ярцев:
— Ладно, садимся ужинать. Нашелся босый сын, те церь можно и о себе подумать.
Афоня понял, что друзья не без тревоги ждали его, поэтому легко вскочил с койки, сунул ноги в модельные туфли, что стояли под койкой Ярцева — своих у него еще не было,— и к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65