Вот и пошли отселяться родители туда, где учатся дети, к родникам знаний, в крупные села. Ведь все живут ради поколений и хотят видеть их рост своими глазами. Может быть, потом будут жалеть, что дети стали неслухами, поучают отцов
и матерей, но что поделаешь, листопад с ветром не спорит.
В туристских походах по глухим местам Володя насмотрелся на буйный рост бурьянов в бывших огородах малых деревень и другого объяснения такому явлению не может найти.
Свои думы по этому поводу он высказал как-то отцу. Тот выслушал и, будто забыв, что он известный в стране ученый, от которого ждут вразумительных ответов на многие вопросы, выдвинутые изменениями в жизни села, сказал:
— Дурью мучаешься: знаю, зачем бродишь по глухим закоулкам. Невесту на кладбищах не ищут. Пора за ум браться. Мне не важно, откуда приведешь жену, лишь бы чиста была и внучат рожала...
Володя еще до призыва в армию держал на примете девушку из Владимирской деревни Заозерки, однако теперь той деревеньки не стало, а девушка затерялась в районном селе, попала в сети многолюдна и, кажется, завяла до цветения. Серебрянка. О ней нельзя было не тосковать. Голос напевный, глаза улыбчивые притягательны, движения мягкие. Дала слово ждать до возвращения из армии, хранить верность. Строга была, даже ни разу не обняла.
— Потом,— говорила она,—потом, когда поженимся...
И не обняла... Отец знал эту историю, однако сейчас разговор с ним заводился в другом плане, без задней мысли, но он, как всегда, опережает думы собеседника и тем обрезает путь к доверительному обмену мнениями. Строгий и, разумеется, дальновидный старик верит только своему уму или ему просто трудно убедить себя, что его сын, как он говорит, неуч, тоже научился читать книги из жизни по первоисточникам — не зря же столько исколесил на своих двоих с рюкзаком на загорбке,— пусть понимает и отцовскую мудрость даже по форме разговора.
Думать никто не учит, думы сами собой приходят в голову, было бы понимание. И Володя стал понимать отца раньше, чем тот предполагал. Еще семь лет назад, в день двухлетия со дня смерти, матери, отец сказал:
— Строй, сын, свою жизнь, как разум подсказывает навязывать тебе свою волю не буду.
Этим он хотел подготовить разговор о женщине, с которой встречался на службе, ходил с ней в театр и не решался привести в дом, но Володя опередил его:
— Я тоже не буду тебе мешать. Женись. Говорят, молодые дамы добавляют старикам прыткости к финишу....
Отец, как в рот воды набрал, ничего больше не сказал. Посидели, помолчали и разошлись. Через несколько дней в особняке появилась молодая красивая Виктория Павловна. Отец объявил ее хозяйкой дома, и она быстро вошла в эту роль. Шофер личной машины больше выполнял ее команды, чем самого академика; садовник забыл о фруктовых деревьях и занимался только цветами. Перед научным сотрудником Станиславом Павловичем, который все чаще и чаще стал появляться в библиотеке академика, она поставила задачу:
— Провести полную инвентаризацию всех материальных ценностей по страховой ведомости — нельзя жить беззаботно.
В тот день, когда ей стало известно, что Володя получает аттестат зрелости, она пошла в школу вместо отца, томная и строго внимательная к друзьям сына академика. А утром вложила в его аттестат предъявительский чек на тысячу рублей для «подготовки» в избранный институт.
Володя не спешил искать своего счастья в приемных комиссиях институтов. Оп все лето отдыхал в дальних и ближних окрестностях Москвы с друзьями-туристами. Затем махнул в Атлантику с экспедицией научно-исследовательского института рыбной промышленности, подручным дизелиста. Больше года набирался строгой мудрости атлантов, затем его призвали в армию; оттуда вместе с однокашниками приехал на стройку автомобильного завода.
Предъявительский чек так и лежит в аттестате. Как-никак тысяча рублей дана для поступления в институт, только в какой — еще пе решил. Прежде всего надо установить призвание. Хотя за эти семь лет заботливая «дама», успевшая стать фактически и юридически хозяйкой дома академика Волкорезова, присылала и программы, и добытые по знакомству билеты приемных экзаменов в институты разного профиля, но Володя не спешил: без призвания любой профиль мозги клинит. Она же не раз
намекала, что в солдаты и в рабочие идут те парни, которые провалились, не попали в институты — «дебилы». Слово «дебилы» дежурит на ее языке каждый раз, хотя речь идет попросту о трудягах.
Все разговоры с отцом о призвании заканчивались обычно так:
— Смотри, сын, смотри.
— Смотрю, отец, смотрю.
— Тогда говори, куда тебя тянет. Помогу.
— Не решил пока. Ведь сам когда-то говорил: поневоле стать ученым нельзя, но человеком быть обязан. Хороших слесарей, механиков, шоферов, хлеборобов без призвания тоже не бывает.
После такого разговора отец замолкал, как бы уходил в себя, или, споря с самим собой, прятал от сына усталые глаза. Однако недавно прислал письмо, вроде извинительное. Вычитал в какой-то газете имя сына в числе зачинателей общезаводского движения молодежи за качество, за отличное освоение новейшей техники производства автомобилей и пишет: «Рад за тебя, Володимир, так держать». Ни Володька, ни Вовка, а Володимир — по-ученому. И ни слова о своих делах, о семейном благоустройстве. Академик земледелья, похоже, не забывает о сыне. «Чую, по-солидному у вас дело поставлено. Такой завод построили и людям верное понимание жизни утверждаете, по тебе сужу».
Перебрал тут, конечно, отец. Завод можно построить еще быстрее, а вот попробуй так же быстро поставить на верный путь, скажем, такого парня, как Мартын Огородников, если он сам способен сбить с толку любого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65