ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
..
— Как это было? — донеслось из зала в нарушение установленного здесь порядка.
И пришлось рассказать. После подписания соглашения глав союзных держав о зонах оккупации - это соглашение было подписано в Бебельсберге (Сан-Суси), близ Потсдама второго августа сорок пятого года,— наши войска двинулись за Эльбу. Полку, в котором служил Федор Федорович, была указана точка, обозначенная на карте,— Хилъбург-Хаузен. Это триста семьдесят километров западнее Эльбы — в Тюрингии, занятой американскими войсками. Двигались, не спеша, но быстро. За Эльбой, На горном перевале западнее Заофельда, все чаще и чаще дорогу преграждали брошенные американцами «доджйки» и «студебеккеры». Перед Хильбург-Хаузеном на обочинах валялись даже легковые «виллисы». Почему американцы резво гнали машины, трудно понять. Подобрали один «виллис» два смельчака из взвода, разведки.
Продув карбюратор, они завели двигатель и забыли остановиться, где. надо,— выскочили на автостраду Дрезден - Париж. Куда девались два солдата, подсказали местные жители — немцы.
«Цвай русиш сольдат фарен градаус нах Париж (Два русских солдата поехали прямо в Париж)».
Американские дорожные патрули пропустили их без задержки. Французы оказались более внимательными. Они даже объяснили, что два русских солдата — желанные гости Франции. У них на груди медали «За оборону Сталинграда». Сталинград — гость Парижа...
Наконец самовольщики остановились на восточной окраине французской столицы. Остановились передохнуть на усадьбе владельца кафе-гостиницы. Вокруг них сразу собралась толпа любопытных французов. Хозяин гостиницы успел вывесить рекламу: «Здесь остановились герои Сталинграда и штурма Берлина — почетные гости Парижа».
На них кирзовые сапоги, выцветшие гимнастерки, помятые брюки, заношенные пилотки. Но, кажется, никто не замечал этого. Внимание парижан было приковано к поблескивающим на гимнастерках медалям. Советские воины! Парижане готовы были носить их на руках, но не смели прикоснуться к ним. И будто солнце потускнело в глазах гостеприимных парижан, когда было сказано, что эти «гости» должны немедленно возвращаться в полк. В минуту машину самовольщиков завалили подарками. Чего только там не было: ботинки, галстуки, плащи, шляпы, ящик вина, канистры с бензином и маслом про запас на обратную дорогу. Но самовольщики ничего не взяли, кроме трех канистр с бензином.
И на обратном пути их никто не остановил.
— За самовольную отлучку смельчакам, конечно, пришлось побывать на гауптвахте, и мне попало за них,— признался Федор Федорович,— и вспоминаю я об этом по воле непослушной памяти.
— О-о-о,— протянул один из итальянцев, вскинув ладони над головой,— непослушной память!
От дальних столиков донеслось:
— Спасибо такой памяти!..
Все вскочили. Зал разразился аплодисментами. Не жалел ладоней и Мартын Огородников.
Вот и пойми ее, память, куда она может повернуть ход дела.
Рустаму не терпелось видеть на трассе новую модель автомобиля с универсальным кузовом. Последнюю неделю он крепил на опорных дисках тормозные устройства для нее. И когда Ярцев сказал, что завтра испытатели выведут на обкатку пробную серию «универсалов», Рустаму было трудно справиться с собой: отложил курсовую работу — он теперь студент вечернего отделения политехнического института! — колобродил всю ночь по общежитию, не давал друзьям спать. И на работу пришел на два часа раньше обычного. Пришел вместе с Огородниковым.
Уговорил все же Федор Федорович взять этого непутевого косматика в экипаж, «пока стажером, а там видно будет»... Рустам резко возражал против такого решения, потому именно его в первую очередь обязали приноровить Мартына к работе агрегата. Первые дни Мартын пытался сачковать, но разве перехитришь агрегат, если он сам указывает вспышками красных лампочек, где стоит ротозей и ловкач. Тут хитрость видна сразу всему экипажу и даже соседям справа и слева. Рустам взял с собой Мартына и на крепление тормозных устройств. Неделю сам крепил и за Мартыном следил, чтоб огрехов не было.
И вот настал день проверки — что дала совместная работа с Огородниковым?
Какой это был день, Рустам и сейчас не может объяснить. Грудь распирала тревога — вдруг тормоза откажут и кто-то из испытателей врежется в столб. Потому, когда стало известно, что испытатели пошли на третий круг с повышенным режимом, Рустам оставил Огородникова на своем месте одного, а сам выскочил из цеха. На площадке перед главным корпусом стояли все начальники управлений во главе с генеральным директором. Чуть поодаль толпились цеховые инженеры. Здесь Рустам встретил своего начальника, но не оробел: пусть в грозу превратится — не отступлю, у меня тоже есть право быть тут в такой час.
Мимо проскакивали один за другим «универсалы». Промелькнуло лицо Ярцева. Потный, сосредоточенный, даже глазом не повел, хоть Рустам крикнул ему во все
горло: «Как тормоза?! Тормоза как?!» Лишь потом, после четвертого круга, когда Ярцев по отмашке руководителя группы испытателей остановился перед генеральным директором, Рустам рванулся туда и раньше всех добился ответа на свой вопрос.
— Держат мертво,— сказал Василий.
Это значит, тормозная система сработала надежно. Ради такого момента можно пожертвовать чем угодно»
И тут же Рустам встревожился. Ему показалось, что он один-единственный из своего цеха,, а быть может, со всего завода осмелился на такой шаг. Грустное одиночество. Эх, ровесники, ровесники, неужели природа лишила вас чувства ревности или хотя бы простого любопытства: как ведет себя в деле деталь твоя, которую ты готовил или ставил на свое место?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Как это было? — донеслось из зала в нарушение установленного здесь порядка.
И пришлось рассказать. После подписания соглашения глав союзных держав о зонах оккупации - это соглашение было подписано в Бебельсберге (Сан-Суси), близ Потсдама второго августа сорок пятого года,— наши войска двинулись за Эльбу. Полку, в котором служил Федор Федорович, была указана точка, обозначенная на карте,— Хилъбург-Хаузен. Это триста семьдесят километров западнее Эльбы — в Тюрингии, занятой американскими войсками. Двигались, не спеша, но быстро. За Эльбой, На горном перевале западнее Заофельда, все чаще и чаще дорогу преграждали брошенные американцами «доджйки» и «студебеккеры». Перед Хильбург-Хаузеном на обочинах валялись даже легковые «виллисы». Почему американцы резво гнали машины, трудно понять. Подобрали один «виллис» два смельчака из взвода, разведки.
Продув карбюратор, они завели двигатель и забыли остановиться, где. надо,— выскочили на автостраду Дрезден - Париж. Куда девались два солдата, подсказали местные жители — немцы.
«Цвай русиш сольдат фарен градаус нах Париж (Два русских солдата поехали прямо в Париж)».
Американские дорожные патрули пропустили их без задержки. Французы оказались более внимательными. Они даже объяснили, что два русских солдата — желанные гости Франции. У них на груди медали «За оборону Сталинграда». Сталинград — гость Парижа...
Наконец самовольщики остановились на восточной окраине французской столицы. Остановились передохнуть на усадьбе владельца кафе-гостиницы. Вокруг них сразу собралась толпа любопытных французов. Хозяин гостиницы успел вывесить рекламу: «Здесь остановились герои Сталинграда и штурма Берлина — почетные гости Парижа».
На них кирзовые сапоги, выцветшие гимнастерки, помятые брюки, заношенные пилотки. Но, кажется, никто не замечал этого. Внимание парижан было приковано к поблескивающим на гимнастерках медалям. Советские воины! Парижане готовы были носить их на руках, но не смели прикоснуться к ним. И будто солнце потускнело в глазах гостеприимных парижан, когда было сказано, что эти «гости» должны немедленно возвращаться в полк. В минуту машину самовольщиков завалили подарками. Чего только там не было: ботинки, галстуки, плащи, шляпы, ящик вина, канистры с бензином и маслом про запас на обратную дорогу. Но самовольщики ничего не взяли, кроме трех канистр с бензином.
И на обратном пути их никто не остановил.
— За самовольную отлучку смельчакам, конечно, пришлось побывать на гауптвахте, и мне попало за них,— признался Федор Федорович,— и вспоминаю я об этом по воле непослушной памяти.
— О-о-о,— протянул один из итальянцев, вскинув ладони над головой,— непослушной память!
От дальних столиков донеслось:
— Спасибо такой памяти!..
Все вскочили. Зал разразился аплодисментами. Не жалел ладоней и Мартын Огородников.
Вот и пойми ее, память, куда она может повернуть ход дела.
Рустаму не терпелось видеть на трассе новую модель автомобиля с универсальным кузовом. Последнюю неделю он крепил на опорных дисках тормозные устройства для нее. И когда Ярцев сказал, что завтра испытатели выведут на обкатку пробную серию «универсалов», Рустаму было трудно справиться с собой: отложил курсовую работу — он теперь студент вечернего отделения политехнического института! — колобродил всю ночь по общежитию, не давал друзьям спать. И на работу пришел на два часа раньше обычного. Пришел вместе с Огородниковым.
Уговорил все же Федор Федорович взять этого непутевого косматика в экипаж, «пока стажером, а там видно будет»... Рустам резко возражал против такого решения, потому именно его в первую очередь обязали приноровить Мартына к работе агрегата. Первые дни Мартын пытался сачковать, но разве перехитришь агрегат, если он сам указывает вспышками красных лампочек, где стоит ротозей и ловкач. Тут хитрость видна сразу всему экипажу и даже соседям справа и слева. Рустам взял с собой Мартына и на крепление тормозных устройств. Неделю сам крепил и за Мартыном следил, чтоб огрехов не было.
И вот настал день проверки — что дала совместная работа с Огородниковым?
Какой это был день, Рустам и сейчас не может объяснить. Грудь распирала тревога — вдруг тормоза откажут и кто-то из испытателей врежется в столб. Потому, когда стало известно, что испытатели пошли на третий круг с повышенным режимом, Рустам оставил Огородникова на своем месте одного, а сам выскочил из цеха. На площадке перед главным корпусом стояли все начальники управлений во главе с генеральным директором. Чуть поодаль толпились цеховые инженеры. Здесь Рустам встретил своего начальника, но не оробел: пусть в грозу превратится — не отступлю, у меня тоже есть право быть тут в такой час.
Мимо проскакивали один за другим «универсалы». Промелькнуло лицо Ярцева. Потный, сосредоточенный, даже глазом не повел, хоть Рустам крикнул ему во все
горло: «Как тормоза?! Тормоза как?!» Лишь потом, после четвертого круга, когда Ярцев по отмашке руководителя группы испытателей остановился перед генеральным директором, Рустам рванулся туда и раньше всех добился ответа на свой вопрос.
— Держат мертво,— сказал Василий.
Это значит, тормозная система сработала надежно. Ради такого момента можно пожертвовать чем угодно»
И тут же Рустам встревожился. Ему показалось, что он один-единственный из своего цеха,, а быть может, со всего завода осмелился на такой шаг. Грустное одиночество. Эх, ровесники, ровесники, неужели природа лишила вас чувства ревности или хотя бы простого любопытства: как ведет себя в деле деталь твоя, которую ты готовил или ставил на свое место?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65