Не суди по мне, а посоветуй — как тут быть? Совершенно бездарных ловкачей не бывает. Лени и хитрости в нем хватит еще не на одну пятилетку. Вот и прикинь, кто из нас тут ближе к истине? Ведь ты знаешь о заводе по газетным статьям. А газеты, как известно, часто подсказывают поспешные выводы...
Академик земледелья, поверив в сына, подкидывает идею для всего завода: «Для проселочных дорог тоже нужна красивая, легкая маневренная машина с четырьмя ведущими колесами; молодые парни тянутся к рулю, потому уходят в город...» В корень смотрит старик, но, кажется, опоздал: опытный образец такой машины, как сказал недавно на комсомольском собрании генеральный
директор завода, скоро начнут испытывать на проселках....
Лишь в конце письма отец спросил, как выглядят нынешней весной прибрежные поля Заволжья. Этот вопрос натолкнул сегодня Володю пройтись вдоль степного берега Жигулевского моря, которое так жадно вгрызается в хлеборобную степь. Пройтись и свои наблюдения передать устно или письменно отцу. Что он скажет по этому поводу?
На берегу отлогой излучины перед Крутояром, где степной ветер смешивался с дыханием огромного завода, Володя будто проснулся и даже удивился: так много прошагал. Степь, хлеборобные поля всегда возвращают думы к отцу...
Собравшись передохнуть, Володя остановился. И тут на тропе появились, как привидения, Афоня Яманов и Рустам Абсолямов. По всему было видно, что бежали сюда не зря, и вдруг предложили сесть на бережок отдохнуть, поговорить. 0 чем же? Друзья чем-то озабочены и встревожены. Неужели пришла какая-то плохая весть? Отцу не семнадцать лет...
— Ладно, говорите, что случилось?
— Мы так... ничего не случилось. Сядем, потолковать надо,— снова предложил Афоня.
— О чем же?
— Понимаешь, Володя,— чуть было не проговорился Рустам, но, встретив прямой взгляд очкастого Афони, попытался уйти от ответа в сторону: — Мы так... на прогулку вышли. Ирина на мотоцикле на Сускан махнула. Скоро вернется. Вася, как позвонили из горкома, так убежал обкатывать машину по твоему маршруту. Кубанец на служебной с Федором Федоровичем к Молодецкому кургану подались. Даже Полина с ребенком по городу твой след ищет...
— Да перестань ты!..— возмутился Афоня и как задиристый петух, выставив грудь, кинулся на Рустама. Того и гляди, свалятся под обрыв.
— Стойте!..—Володя схватил Афоню за шиворот и подтянул к себе.— В чем дело?
— Вот я и говорю, в чем дело,— оправдывался Рустам.— Сказано, в такой час надо быть возле тебя. Федор Федорович сказал...
— Объясните же наконец, что происходит?
— Звонили... и телеграмма... из Москвы...— Афоня задыхался, мучительно выдавливал из себя слова,— нет, нет, отец жив, понимаешь, жив, но у него инфаркт...
К мысу Крутояра подкатила одна машина, вторая, сюда же приткнулся мотоцикл Ирины. Василий, Виктор, Полина подошли к Володе робким шагом. Значит, надо сначала убедить друзей — перед ними не птенец, выпавший из гнезда академика.
— Где телеграмма?
— У коменданта.
— Кто ее подписал?..
— Виктория Павловна и какой-то Станислав,— ответил Василий.
— Ясно,— сказал Володя упавшим голосом.
— Чудаки,— он быстрым взглядом окинул окруживших его друзей,— сами себя переполошили. Неужели вам не понятно, что я нужен сейчас в Москве не для облегчения страданий отца, ведь я не врач, а для других целей.
— Каких? — спросила Полина, сгорая от нетерпения узнать, какое состояние оставит после себя академик и какая доля достанется Володе.
— Сейчас поведаю,— ответил Володя.— Этот ученый секретарь Станислав Павлович вместе с Викторией Павловной давно объегорили отца и за мной гоняются.
— Брат и сестра?
— Не знаю, кажется, нет... Они хитрят, но я давным-давно отказался от наследственной доли.
— Ну и зря,— заметил Рустам.
— Окончательно и бесповоротно,— подтвердил Володя, как бы навязывая друзьям обостренный разговор.— На что вы меня толкаете?
— Тебя вызывают к отцу,— напомнил Василий.
— Тебя звала мать и сестра. Й работу тебе там подыскали, однако ты запрятал отцовские столярные инструменты в сундук. Зачем?
— Обрел новую специальность,— ответил Вася и, помолчав, уточнил: — Инструменты храню и буду хранить — память об отце. Никому не миновать часа расставания с отцом, однако отрекаться от него — значит отрекаться от себя.
— Я отрекаюсь не от отца, а от доли наследства, которую мне навязывают,— поправил его Володя.
— Почему? — спросил Витя Кубанец.
— Почему...— Володя помолчал.— Я уже нашел свое место по призванию здесь.
— Похоже, отец долго настраивал тебя против себя или ты всего-навсего его далекий отпрыск? — заметил Афоня.
— Нет, круто я о нем сегодня думал, но он мне родной отец.
— Тогда в чем же дело? — спросил Вася.
Володя нахмурился. Да, в детстве он не знал, что такое голод, его кормили, поили вдоволь, порой ел через силу, чтоб не огорчать отца и мать, кухарку, няню; затем, повзрослев, тоже не знал нужды — одевали, обували так, чтоб было видно — сын академика; учился без особого прилежания, только в старших классах почувствовал угрызение совести перед ровесниками, стал наверстывать упущенное, однако было уже поздно. Аттестат зрелости выдали. Выдали в угоду. академику Волкорезову, дескать, сделали доброе дело, которое вскоре обернулось в эло: дутые оценки в аттестате угнетали совесть до потери нормального рассудка каждый раз, как только заходила речь о поступлении в институт.
С рюкзаком на загорбке уходил от стыда, от наивных покровителей. Предлагая разные услуги, они не видели и не хотели знать, что переживает их подопечный, как подтачивается в нем вера в свои силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65