.. Может врезаться, если не удержишь руль, если поддашься слепой силе, страха и не одолеешь
дикий в таком случае норов машины. Во мгле она обязательно потянет на опасный путь. Но шофер, даже не видя дороги и не имея возможности остановить машину, обязан управлять рулем по зрительной памяти. В такой момент; его зрение и чутье как бы перемещаются в скаты передних колес, которые передают по рулевой колонке едва уловимые, но понятные сигналы о неровностях грунта.
Этому не надо удивляться: у водителей машин должно быть и есть второе зрение. Василий Ярцев хорошо пом-нит рассказ слепого фронтовика, бывшего механика-водителя танка. Тот до сих пор считает, что его лишили глаз врачи в госпитале, а не взрыв мины перед смотровой щелью на лобовой броне. Оставшись без глаз, он провел танк через ров и раздавил пулеметную точку, что отрезала пехотинцев от танков. Ему не верится, что в тот момент у него не было зрения, водь он видел, кто вытаскивал его из танка, помнит, какое было лицо у санитарки, которая делала противошоковый укол. Безногие фронтовики рассказывают, что после ампутации долго не проходит зуд в пятках и между пальцами...
Два резких толчка в правое переднее колесо не сбили машину с курса. Ярцев сумел удержать штурвал и тут же решил кренить влево: справа столбы, дома, впереди канава водостока...
Грязная подошва ботинка Огородникова мелькнула перед глазами.
Толчок, еще толчок, и кабина опустела.
Отплевываясь, Ярцев выскочил через правую дверцу кабины и бросился назад к тому месту, где стояла девушка. Надо оказать ей помощь. Других, более серьезных последствий этой аварии, кая^ется, нет, хотя перед глазами все еще стоит серая с красноватыми прожилками мгла. Под ногами похрустывает щебенка. Вдруг кто-то мягко толкнул в грудь:
— Стой, куда ты, лихач?!
Ярцев тряхнул головой, протер глаза и увидел перед собой ту девушку: взгляд властный, руки, что уперлись в грудь, чуть вздрагивают. Что ей сказать? Выразить радость, что она жива и невредима,— не поймет. Упрекнуть за гордость — расценит как похвалу.
— Дуреха! — вырвалось из груди. - Лихач! — повторила она.
— Ротозейка!...—добавил он.
— Кто-кто? Повтори еще раз,— попросила она таким голосом, будто для нее одно удовольствие выслушивать оскорбления.
— Ротозейка,— повторил Ярцев, озираясь по сторонам: «Куда же испарился Огородников?»
— Не крутись, смотри сюда.
— Нечего смотреть. Одни застежки да «молнии»... Под колесами от них ничего не осталось бы, а мне — в тюрьму.
— Трусливых, говорят, и в тюрьме под нары спать загоняют,— кольнула она, предъявляя удостоверение общественного автоинспектора.— Прошу следовать к машине.
Провал тормозной педали означал обрыв воздухопровода к рабочим цилиндрам тормозных колодок. Но почему так произошло?
Возле самосвала уже стояли люди. Щебенки в кузове словно и не было. Она выплеснулась на асфальт, как вязкая жидкость, под давлением какой-то неведомой силы. Это и помогло сравнительно легко погасить инерцию разгона. А если бы в кузове находился монолит такого же веса?.. Ярцев посмотрел вперед, за канаву водостока, и у него похолодела спина: он только теперь разглядел, что там, перед окнами школы, на волейбольной площадке толпились школьники. Сейчас они бегут сюда гурьбой с мячами, посмотреть, что случилось.
— Зачем ты послал своего напарника в огороды? — спросила девушка-инспектор.
— Я не посылал, видно, сам, по нужде.
— Он и про нужду забыл... Вон, смотри, вдоль пашни копотит, на мотоцикле не догонишь. Кудлатый, вроде не встречала тут такого.
— А он знает тебя. Характеристику давал. Огородников его фамилия.
— Мартя?
— Он самый.
— Все ясно. Почаще бери с собой таких блудней...
На асфальте перед толпой остановился МАЗ. Ярцев попросил шофера выдернуть самосвал из кювета и протянуть до смотровой площадки.
— Сейчас выдерну... А где пострадавшие? — спросил шофер.
— Пострадавших нет, обошлось так.
— Как обошлось?.. На бугре меня встретил перепуганный кудлатик, глаза навыкате. Торопись, говорит, самосвал в школу врезался, жуть одна, за «скорой помощью» бегу, детей спасать надо...
— Врет он, трус и паникер! — послышался за спиной голос теперь уже знакомой девушки.
— А-а... Ирина, и ты тут как тут.
— Как всегда,— подтвердила она и, привстав на подножку открытой двери кабины, начала командовать, куда и как подать МАЗ.
На смотровой площадке, поставив самосвал над ямой, Ярцев вскрыл компрессор. Тем временем Ирина спустилась в яму и со знанием дела принялась проверять крепления тормозных узлов на опорных дисках.
— Внешних признаков неполадки в тормозах не видно,— сказала она, выбираясь из ямы. Этим дала понять, что виноваты не тормоза, а шофер.
— Исправность тормозной системы проверяется не по внешним признакам,—уверенно поправил ее Ярцев: он не из тех шоферов, которые умеют крутить только баранку.
— Оправдываясь, обвиняю,— язвительно заметила девушка.
— Общественному автоинспектору положено знать,— продолжал Ярцев,— поршни компрессора покоятся в цилиндрах.
— Ну и что?
— Вот, смотри...
Ярцев извлек диафрагму, затем поршень. На нижнем торце поршня обозначился эллипс, Когда резко нажал на тормозную педаль, вырвался из гнезда шток. Он еле держался на двух витках мелкой резьбы — заводской дефект.
— Преступная слепота сборщиков...
— Наверное, они работали тоже на разгоне, без тормоза,— вглядываясь в дефектную деталь, Ирина попыталась осадить шофера: дескать, вернись к осмыслению своего просчета.
Ярцев, будто не слыша и не понимая ее колючей иронии, отпарировал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65