Хочу, чтоб тут были цветущие грады и веси.
Бургомистр пытался обороняться, что-то объяснять.
— Волости все здесь в руках вельможей. Кто из них захочет меня слушать?
Однако она и тут не узрела никаких трудностей.
— Волости выкупим. Сколько захотят, к примеру, Се-машки за луцкие угодья? Как мыслите, синьор Алифио?
— Много, — отвечал он. — Самое малое пятьсот гривен.
— Дадим четыреста пятьдесят. Окупится. Впредь и судоустройство городское будет в наших руках. Разбоям и грабежам на дорогах придет конец! Разбойников и воров надобно карать без пощады.
— До сих пор с ними боролись старосты. Как же справлюсь со всем этим я? Я один? — пришел в ужас вновь испеченный бургомистр.
— Удивляете вы меня, пан бургомистр, — ответила Бона. — А каково же мне, вот уже многие месяцы, колесить здесь, вдоль и поперек? И вникать во все? Мне одной? Но, впрочем... Надобно будет и в староствах навести порядок...
Король вместе с королевнами Ядвигой и Изабеллой приехал в Вильну только в июне тысяча пятьсот тридцать третьего года, он показался Боне сильно постаревшим, даже не столь спокойным и сдержанным, сколь вялым, безвольным, охотно поддающимся на уговоры советников. Встретил ее он, однако, очень сердечно. Он восхищался Августом, который за этот год возмужал, загорел и научился превосходно ездить верхом, а одновременно добродушно подсмеивался над Изабеллой — она так скучала по брату и так завидовала его путешествию по Литве, что он был вынужден уступить ее просьбе и взять с собой обеих старших дочерей.
Уже через несколько дней после встречи почти всей семьи в Виленском замке Сигизмунд во время ужина с супругой и ее канцлером заявил:
— Едва прибыл в Литву, не могу отбиться от жалоб.
— Такой страх напал на вельмож? — заинтересовалась Бона.
— Они удивлены — к чему такая спешка? Я сам когда-то начал свое правление с попытки возвратить королевские земли. Но вы?
— Что же я?
— То, что не свершило государство за десятилетие, вы хотите сделать за год? За два? — спросил он со всей серьезностью.
— А как же иначе? — удивилась она. — Вы прекратили выкуп королевских владений, потому что ваша казна пуста. Но у меня довольно своего золота. И я хочу видеть плоды хозяйствования на собственных землях уже сейчас. Сейчас. Нельзя откладывать, магнаты могут подделать бумаги. Разве не так? — обратилась она к Алифио.
— Могут, — согласился тот.
— Многие из них владеют королевскими землями с давних пор. А документов никаких не имеют, — заметил Сигизмунд.
— У кого их нет, — заявила Бона, — тот владеет землями незаконно. Нет, я не уступлю! Синьор Алифио, пригласите всех для предъявления грамот и пожалований. Первый просмотр, как я уже говорила, состоится через месяц.
— Все магнаты литовские будут против вас, — предостерег король.
— А на что мне они теперь? — презрительно ответила Бона. — Август уже великий князь и король. Если и обидятся — не велика беда...
Однако это была не просто обида: вельможи и бояре, занимавшие высокие должности, всполошились не на шутку. Выходит, поместья и земли, которые по милости прежних королей они привыкли считать своими, детям и внукам своим передавали, следовало вернуть или же, предъявив жалованные грамоты на владение с печатью и подписью вавельскои канцелярии, согласиться на выкуп. И этот дьявольский план намеревалась осуществить она, проклятая итальянка из-под знака дракона, родная мать их великого князя.
Через месяц в канцелярии Алифио собрались шляхтичи, люди незнатные, но с гонором. Перед появлением Алифио они рядили да судили, как бы уклониться и обойти распоряжение королевы. Каждый из них, правда, рассуждал по-своему.
— Я туда не ходок! — говорил один.
— И я. Такой шум подыму... — вторил ему басом другой.
— Да эти земли я от отца унаследовал! Какие еще пожалования? Чьи? — возмущался третий.
— Именье татары разграбили и сожгли. Откуда взять грамоты? — негодовал шляхтич с Волыни.
— А я, стало быть, плыву на лодке. Везу бумаги. А тут вихрь поднялся! Волна обрушилась. За ней — другая. Насилу рыбак из воды вытащил, а то бы утонул. В глазах темно и буль, буль, буль... - разглагольствовал полещук.
— Но все-таки вытащил? С бумагами? — заинтересовался литвин.
— Где там! Бумаги сожрала щука. Зубастая была. Перемолола все до одной.
— Да неужто щука? — недоверчиво переспросил волынянин.
— А ты чего? Я же не говорил: "Неужто татары?" — рассердился задетый за живое полещук.
— Да перестаньте вы! Завтра додеретесь. Сейчас надобно пошевелить мозгами, чем бы отвратить от нас внимание королевы.
— Чем? Известное дело... Угодьями магнатов. Мы — бояре бедные, но вот возьмем Радзивиллов. Тыкоцин ихний, верно?
— Ну, верно.
— И Гонёндз у них. Однако же каждый ведает: между этими землями должна быть пихтовая пуща. Не Радзивилло-ва, а великокняжеская, Кнышинская. И что же мы видим?
— И то правда, нет никакого клина. Куда ни поглядишь, всюду Радзивиллы.
— Вот с этим мы к ней и пожалуем. Была Кнышинская пуща — и нет ее.
— Ну и потеха! Потерялся такой кусок земли! И кто же его отыскал? Мы! Это стоит подороже той бумаги, которую карп слопал.
— Не карп, а щука, — поправил полещук.
— Да неужто щука? — подтрунивал литвин.
В эту минуту вошел Алифио, положив конец спорам:
— Ее королевское величество ждет вас. Каждого по отдельности. С бумагами на право владения.
— Нам бы всем вместе... Бумаги у нас такие, что лучше и не надобно. Но - общие. Знаете ли вы, ваша милость, в чьих руках Кнышин и Кнышинская пуща? — начал литвин.
— Пуща? Нет, не знаю, — признал канцлер.
— А мы знаем. И засвидетельствуем! Каждый в отдельности и все вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185