..
— Полно, — прервала его Бона, — для нас выгоднее мир с Турцией, нежели крестовые походы по примеру предков.
— Да, но канцлер вместе с Тарновским предостерегают от дальнейшего промедления. Быть может, это замужество...
— Попытайтесь отложить бракосочетание хотя бы до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать.
— Годом раньше или позже — не вижу разницы. Все равно, по мысли венского соглашения еще с того времени, когда вы были в Бари, дочь Фердинанда предполагалось выдать за моего наследника.
-Одним словом, — горячилась она, — вы делаете все, лишь бы избежать войны с Габсбургами. Хорошо! Но на сей раз я не уступлю! По крайней мере не дам оттолкнуть себя на задворки. Пока нет! Нет! Это супружество! Габсбурги намереваются похитить владения рода Сфорца, а сейчас лишают трона мою дочь. Пришла пора сведения счетов. Я буду так любить вашу невестку Елизавету, как они — Изабеллу.
Она направилась к двери, но он задержал ее вопросом:
— Это ваше последнее слово?
Она повернулась, он увидел ее пылающие яростью глаза.
— Да! На этот раз последнее!
Этой ночью она спала плохо, проснулась на рассвете, и слово, которое мучило ее в ночных кошмарах, вызвало боль в сердце. Елизавета — дочь Фердинанда, будущая невестка... Сигизмунд ничего не знал о Диане ди Кордона, а на мимолетные интрижки Августа не обращал внимания. Но Диана... Правда, у нее не было от любовника детей, как некогда у Сигизмунда от Катажины из Тельниц, однако же сама она существовала, а ее домик на Флорианской был магнитом, коюрый притягивал молодого короля. Бона не хотела, да и не могла никому поведать, во сколько обошлась ей покупка дома для Дианы, за полученные той, якобы по наследству, деньги. Анны уже нет. Но недурно избавиться и от Дианы. Как это забавно, Диана в роли краковской мещаночки... Забавно? А что, если она, живущая по-прежнему на Флорианской, будет подстрекать его к бунту? Надобно с ними поговорить. С кем сперва? С сыном или с его любовницей? Разумеется, разговоры эти не будут легкими. Но Елизавета... Она, и только она, а не та, могла бы родить для династии сына, наследника. Стать матерью Ягеллона, подарить старому королю внука, о котором он говорил, а кто знает, быть может, и мечтал. Говорил он об этом редко, но Сигизмунд вообще чаще всего молчал...
Она сомкнула отяжелевшие веки и снова попыталась заснуть. Эти дела не будут решены ни сегодня, ни завтра.
У нее есть еще время, чтобы все тщательно продумать, передвинуть пешки на шахматной доске таким образом, чтобы выиграть партию и обеспечить Августу счастье, а Короне — наследника...
Несколько дней спустя Август, как обычно, посетил домик на Флорианской. Они немножко поговорили об Анне, о пышной свадьбе, которая состоялась на Вавеле и закончилась великолепным балом. Молодой король вздохнул:
— Сколько помню, она всегда была при королеве. Как мать перенесет эту потерю?
— Ах, — рассмеялась Диана. — Государыня все перенесет. Она тверже гранита. А заменит при ней Анну молоденькая Мышковская.
— Ты веришь, что того, кого любишь, может заменить другой человек? Я — не верю.
— Значит ли это, — прошептала она, прижавшись к его груди, — что и меня не легко заменить?
— Тебя? — воскликнул он. — Тебя никто и никогда не заменит. Сегодня я залюбовался вот этим бриллиантом, но почувствовал угрызения совести и тотчас же поспешил сюда, чтобы понести заслуженную кару.
Он надел ей на палец кольцо с огромным бриллиантом, и они оба долго глядели на него с восхищением.
— Что за дивный камень! Не знаю, как и благодарить моего господина, — шептала Диана. — Всегда такой щедрый, такой великодушный...
— Неизменно любящий, — закончил он.
Они не могли знать, что королева Бона думала иначе и что она собрала самых верных слуг итальянского двора, чтобы сообщить им неприятную новость.
— Ведомо мне, — сказала она, — что все эти годы вам было в Кракове нелегко... Но вы перенесли все, служили мне верой и правдой. Приближается новое испытание: в мае на Вавель прибудет принцесса Елизавета, дочь Фердинанда, она станет супругой молодого короля. Объявляю вам свою волю: никто из вас не смеет называть ее "молодой королевой", а меня "старой королевой". Я назначу к ней дворецкого, но кухня будет одна, под началом моего эконома. Я дала согласие только на трех камеристок из Вены. Вы, ваша милость канцлер, поедете еще раз в Бари: проследите за моим наследством. По пути загляните в Вену, передайте Фердинанду, что мы будем любить Елизавету как дочь и просим также любить и жаловать нашу дочь, королеву Венгрии.
— Передам в точности слова вашего величества, — поклонился канцлер.
ПАЛ
— Король хочет дать приданое невестке, — обратилась она к Паппакоде. — Узнай, кто дает необходимые для этого деньги.
— Наверное, краковский ювелир, — ответил догадкой итальянец.
— Б онер? Быть может. Кто знает, не из тех ли денег, что я вернула ему за ковры. Сколько ковров привезли в Краков?
— Несколько десятков вместе с гобеленами.
— Хорошо. Проследишь, чтобы ни один из них не оказался в покоях Елизаветы.
Паппак ода, поколебавшись с минуту, спросил:
— Должен ли я подготовить для будущей королевской супруги какие-нибудь свадебные подарки?
— Да, разумеется! Один только подарок из нашей сокровищницы, но зато очень ценный.
— Диадему? — спросил он.
— Нет! Ни в коем случае! Вели обновить и приготовить колыбель.
— Колыбель? — повторил он как эхо.
— Да. Серебряную колыбельку из Бари. Самое время ей не пустовать. О боже! Что может быть для обоих королей милее той надежды, воплощение которой она сама? Для принцессы это самый подходящий подарок. И это все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185