Фрич помогает собирать Августу старые издания, а также еретические книги.
Король вздохнул, развел руками.
— Что же... Август изменился. И ему прибавилось лет. А Моджевский недолго там пробудет, натешится вволю и уедет. Я читал его трактат "О наказании за мужеубийство". Рассуждения весьма толковые. Следует его ввести в королевскую канцелярию.
— Сделать секретарем? — спросил Мацеёвский.
— Хотя бы и так. Пусть будет еще один государственный муж, который, как и Кшицкий, отлично пером владеет.
— Но Глебовича наказать следует! — настаивала на своем королева.
— Август близко, я далеко, — отвечал Сигизмунд. — Глебович вовсе не глуп и поручение выполняет.
— Как? А я ничего об этом не знаю? — возмутилась Бона. — Поручение? Какое же?
— Выяснить намерения Августа. И почаще напоминать ему о новой супруге, о дочери Альбрехта — Анне Софии.
— Об этой пруссачке? Не о французской принцессе? Невероятно! Сейчас, когда можно заключить крепкий союз с Францией? Именно сейчас?
— Такой брак может быть выгоден нашей династии. У Альбрехта нет сыновей, и со временем Пруссия может войти в Корону. Как Мазовия.
— Всегда и повсюду на первом месте Альбрехт! Еретик! — вспылила Бона.
— Но именно этим он и не нравится католикам — Габсбургам. А коли так, должен прийтись вам по вкусу.
— Вы хорошо знаете, я не терплю ни тех, ни других. О боже! Опять молодой королевой станет немка?
— Она дочь нашего вассала, моего племянника. Мне этого довольно.
— Сжальтесь, государь! — уже молила Бона.
— А теперь я скажу — Ъа1а! Устал я. Позовите слуг. Хочу, чтобы меня отнесли.
— Куда? - спросил Мацеёвский.
— Нынче день такой солнечный, что в покоях усидеть трудно. Хотел бы еще раз, пока в силах, взглянуть на галереи, внутренний дворик, на возведенное заново крыло замка. Навесь Вавель...
Уже через минуту прибежавшие на зов слуги подхватили монарха вместе с укрепленным на ношах креслом, заменявшим паланкин. Во главе шествия слуги несли короля, рядом с ним поспешала Бона, перед ними, чуть прихрамывая, бежал неотлучный Станьчик. Канцлер вместе с придворными замыкал шествие. Так они обошли почти все галереи. Потом, по данному королем знаку, вдруг остановились. Король долго смотрел вниз, на каменные арки внутреннего дворика.
— Если бы зазвонил "Сигизмунд", - сказал король, — я бы вспомнил молодые мои, бесценные годы...
— Государь! — отвечал канцлер. — Колокол этот возвестил и вечно вещать будет, что "Он под стать делам своего короля".
Наступило долгое молчание, наконец король спросил:
— Вы полагаете, все это уцелеет? Этот замок? Этот колокол? Если бы так было. Сколько пушек мне пришлось отвоевать у крестоносцев, у Москвы, а потом переплавить, чтоб он так гудел! Боже мой! Победоносные походы! Боевые трубы! Знамена противника у моих ног... Присяга на верность, у нас, на Рыночной площади... Как будто это было лишь вчера. Трудно поверить! Я и сегодня думаю и чувствую как тогда, а мне восемьдесят лет. Уже восемьдесят...
Недели две спустя, первого августа, королева собрала на совет самых преданных ей вельмож. Приехал из Вильны воевода Глебович, явились Вольский и Кмита. Бона начала свою речь с того, что вспомнила недавно умершего незабвенной памяти Гамрата, которого, увы, теперь среди них не было, после чего сказала, что хотела бы поговорить со своими верными помощниками о сыне своем, о том, какую жену ему лучше выбрать. Этим она никого не удивила, а Кмита даже сказал с легкой насмешкой:
— Не поздно ли совет держать, ведь всем известно, что
его величество король мечтает получить в невестки дочь герцога Альбрехта.
— Всем известно? — повторила Бона недовольно. — Вот вам плоды сенаторского правления. Король без согласия Совета и шагу не сделает...
— А может, не хочет? — спросил Кмита.
— Не имеет значения. Советчиков у короля, разумеется, хватает, но зато и слухи идут повсюду. А еще хуже — господа эти шлют к чужим дворам письма. И вот извольте видеть — государственные тайны разглашены, все до одной! О боже! Когда наконец найдется такой правитель, который будет все решать сам! Сам! Когда?
— Я полагаю, — отозвался Глебович, — что такой правитель найдется. И в скором времени. Но прежде, чем я скажу свое слово, осмелюсь спросить: государыня будет возражать против невесты, предложенной его величеством?
— Я предложу другую, и она будет ничуть не хуже. Пусть Август выбирает между Анной Софьей и дочерью Франции. Обе красивые. И обе — здоровые.
— Государыня, вы говорите о них, как о племенных кобылах, — пробормотал Кмита.
— Что же!.. Их предназначение — рожать, — отвечала она. — Служить процветанию династии.
— Государыня... Коли так, я, как воевода виленский, должен предупредить вас: молодой король занят другой.
— Знаю. Все это пустяки! Подумаешь, сестра Радзивил-лов. Пусть тешится, пока не снял траура.
— И я так думал, — продолжал свое Глебович. — Но великий князь Литовский не таков, как его отец. Готов во всем противоречить, скрытен в мыслях и поступках. Совсем недавно, уже после похорон супруги, велел соединить Нижний замок с дворцом Радзивиллов потайным ходом.
— Ходом? Потайным? — удивленно переспросила королева.
— А почему бы ему и не побаловаться? — сказал Кмита. — Слышал я, что эта Барбара — блудница. Люди болтают, что старшая сестра ее, хоть еще в девицах ходит, уже троих детей родила. Мать у них тоже не святая... Яблоко от яблони недалеко падает.
— А Барбара — какова она? Коварна ли? Изменяла Гаштольду? — допытывалась Бона.
— Говорят, изменяла, — подтвердил Глебович. — Что же, нравы у нас на Литве весьма свободные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185