— Государыня, вы ведете весьма опасную игру! Тарновский в страхе, что турки займут часть Венгрии и будут угрожать нашим южным владениям.
— Ежели заключим с ними мир? Безусловно нет! Тарновский умеет бить врага, но мыслить не способен. И хотя всегда ставит на Габсбургов, со мной ему нынче не выиграть. Надобно переменить альянсы. Франция! Вот кто необходим нам для обуздания наглости соседей.
— Валуа заняты борьбой с императором, — попытался дать совет Алифио. —Меж тем ни император, ни Фердинанд ничего не упустят, будут мстить. Несмотря на завершение варшавского следствия, в Вене снова распускают слухи об отравлении мазовецких князей.
— Знаю. Будто они отравлены мною. Санта Мадонна! И я должна бездействовать?! Ибо только тот, кто неподвижен, не встречает сопротивления? Я не намерена стоять на месте! Не желаю! Не хочу!
Об этом хорошо знали и противники королевы, собравшиеся на другой день у канцлера Шидловецкого.
— Королева осуждает ныне всех и вся, — заверял канцлер Тарновского и Джевицкого. — То, что вчера было хорошим, нынче дурным стало.
— Мне самому довелось слышать, — вторил ему Тарнов-ский, — как она сказывала полякам, мол, сдается, будто они вылеплены из иной глины, нежели все остальные...
— Каллимах для нее непревзойденным примером служит, ибо италиец. А меж тем по рукам ходит вот этот предерзкий трактат... — Шидловецкий показал гостям какой-то пергаментный свиток.
— Чей? Может, Кшицкого?
— Ох! — воскликнул канцлер. — Она его переманила на свою сторону. И его остроты уже не те. Нет. Автор этого творения неизвестен. Называется "Советы Каллимаха". К счастью, еще не распространено повсеместно.
— Любопытно, — произнес епископ Джевицкий. — И каковы же эти советы?
Шидловецкий развернул свиток и стал громко читать: — король не должен допускать каких-либо новых привилегий для шляхты — власть его должна опираться на полную казну. Шляхетское сословие обязано платить подати на содержание постоянного войска. ТегНо — король жалует должности только честным сановникам, в случае же отсутствия таковых должности эти могут быть проданы через доверенных посредников. (Зиагхо - бездельникам надо дать возможность выговориться, и Ошпх.0 — накормить и напоить всех надобно. Ибо от голодного поляка мало проку". Джевицкий громко выразил неудовольствие:
— Да ведь это истинная насмешка над советами Каллимаха. Над его отнюдь не глупыми мыслями.
— Что ж! — заметил Тарновский. — Нам в Польше мысли этого италийца не по вкусу. Здесь не Милан, не Неаполь и не герцогство Бари. Здесь Краков.
— Королева нас, вельмож, ни во что ставит, — заявил канцлер. — А для ученых мужей и поэтов больше совершает Кмита в Висниче, нежели Бона на Вавеле.
— Кмита? Да полно же! Собирает вокруг себя каких-то людишек, вербует сторонников из мелкопоместных шляхтичей, крикунам пиры устраивает, — взорвался Тарновский.
— Полно! Не будем торопиться! — старался утихомирить собравшихся епископ. — Мы намеревались рассуждать о покойном Каллимахе и его советах, а не о живом Кмите... Но Тарновский с этим не согласился.
— Нет, — воскликнул он с жаром, — мы собрались, чтобы говорить о ней, прежде всего о ней! Королева не видит опасности со стороны турок, противостоять которым мы ныне можем лишь в союзе с Веной.
— Значит, это правда, что целью своей жизни вы учинили борьбу с неверными? Новый крестовый поход? — допытывался Джевицкий.
— Ну конечно же! Именно так! — согласился гетман. — Я дал клятву изгнать их из Европы. И хочу я или не хочу — вынужден быть союзником тех, кто втянут в борьбу с полумесяцем. Уже сейчас! Сегодня!
— Королева обвиняет вас именно в этом: в союзе с Габсбургами, — прошептал епископ.
Тарновский побагровел.
— А мне и ее суждения, и ее дерзкое правление ненавистны. Такого не было, когда мои предки, Леливиты, давали советы Пястам. Никогда никто из них подкаблучником не был!
— Это правда, — вставил Шидловецкий, — она уже втихую раздает должности италийцам. Назначает в епископства своих сторонников. Еще немного и...
— Помилуйте! — прервал его Джевицкий. — Неужто мы, зрелые мужи, дадим запугать себя женщине? К тому ж еще совсем молодой?
— У нее в гербе дракон, — бросил Тарновский.
— Но этот дракон держит в пасти младенца, — произнес епископ, вставая. — А я уже не младенец и не дам себя сожрать. Однако же трактат сей весьма опасен.
— Отчего же?
— Оттого, что помимо колкостей и насмешек заключает в себе зерна истины. А ведь вы, сдается мне, не желаете, чтоб зерна эти произросли на польской почве?
Он поклонился и вышел, а Тарновский с Шидловецким обменялись взглядами. Неужто женщина с драконом в гербе перетащила на свою сторону и этого?
Меж тем она жаловалась своему канцлеру:
— Нынешний год был полон несчастий и огорчений. Может, последующие будут лучше? Через несколько дней мы празднуем день рождения короля. Ему пошел шестьдесят первый год. А вскоре отметим и годовщину моего прибытия в эти края. Знаете, сколько лет миновало?
— Трудно поверить, но уже десять, — ответил Алифио.
— О да. Когда я думаю об этом, когда считаю ушедшие годы, я чувствую себя такой усталой, мне так хочется забыть обо всем...
— Может, уехать куда-нибудь на время? — спросил Али-фио. — К примеру, в Бари. Там с Адриатики уже подул теплый ветер...
— Оставьте! — крикнула Бона. — Здесь предстоит мне столько свершений. После смерти Ольбрахта я была в отчаянии, но поняла одно: ожидать еще одного наследника трона — пустое. Пора окружить истинной заботой того, который уже есть. Думаю, что следует с согласия литовского Совета возвести его на великокняжеский престол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185