— Мы ехали сегодня вдоль Немана. А кто владеет его устьем?
— Ранее Орден крестоносцев. Ныне — Герцогство Прусское.
— Снова этот Альбрехт! Наша река, но без устья, без доступа к морю! С этим нельзя смириться!
— Государыня, вы хотели бы объявить войну?
Разумеется нет! Но я подумаю об этом...
Станьчик, сопровождавший короля во время его путешествия в Литву, пытался как прежде веселить его, но, видно, оба они постарели, да и посерьезнели, ибо шуту все реже удавалось рассмешить своего господина.
— Невеселые у тебя шутки, — сказал как-то король.
— А что же веселого может быть теперь в Виленском замке? — отвечал Станьчик.
— Почему же? — спросил монарх.
— шляхтичи не вылезают из канцелярии королевы, умничают, смотрят свысока на других, а на все вопросы твердят одно и то же: "У нас все будет, как в Неаполитанском королевстве". Как в Неаполе... А, чтоб им! До сих пор в канцелярии Вавельского замка можно было получить любые бумаги.
— А сейчас пришла пора проверить печати. Кто же будет это делать? Ясно, что не вельможи, а мелкая шляхта.
— Как в Неаполе? - съязвил Станьчик.
— Да. Как в Неаполе. А теперь проваливай! — хлопнул в ладоши Сигизмунд. — Проси подканцлера Хоеньского.
Подканцлер прибыл в Вильну с новостями из Короны.
— Ну, так сказывайте. Какие у вас там в Кракове помыслы?
— Никаких, ваше величество. Ничего в голову не приходит. Как с такими вестями предстать перед королевой?
— Курфюрст Иоахим Бранденбургский давно ждет ответа.
— Да, ваше величество, — промолвил Хоеньский. — Слишком долго. Но я не смел решиться. Опасаюсь, что королева будет противиться этому супружеству.
— Что ж... Ей виделась Ядвига на мазовецком троне, — сказал король. — Но Януша уже нет в живых, зато Альбрехт спешит женить Иоахима.
— Курфюрст Иоахим — Гогенцоллерн, — вздохнул подканцлер.
— Он наш родственник. Хочу ближе соединить с нами обоих князей.
— Мысль превосходная, ваше величество, я делаю все, что в моих силах. Но королева...
— Что ж. Пусть курфюрст Иоахим еще подождет с ответом. Как поступим с другим делом?
— Нельзя утаить, я привез печальную весть о смерти примаса. Государыня, правда, сейчас в разъездах, но весть дойдет и до нее. Предложит своих людей, своих клевретов...
— Лаский занимал в ее прожектах большое место...
— Но ему было уже восемьдесят. Есть на примете помоложе, — начал перечислять Хоеньский. — Преданный королеве Гамрат...
— Ну, нет. Этот пусть подождет. Есть еще Кшицкий. Дипломат, весьма искусный и нам предан.
— Сторонник сильной королевской власти, — напомнил подканцлер.
— И королевы. Но здравого рассудка ему не занимать. Пусть уж будет Кшицкий. Известите двор о кончине примаса. А что касается бранденбургского курфюрста и Ядвиги... Королевы в Вильне нет, значит, покамест... Да, покамест следует хранить все в тайне.
По тракту медленно тянулось большое стадо. Волы вплавь переправились через речушку, а потом, мыча, сбились в кучу на широкой пыльной дороге. Тут с противоположной стороны показалась карета, сопровождаемая эскортом вооруженных слуг и дворян. Карета свернула на обочину, из окна ее выглянула королева.
— Прекрасное стадо. Узнайте, синьор Алифио, чье оно? Нет-нет, лучше вас это сделает Остоя.
Дворянин, соскочив с коня, направился к пастуху.
— Чье это стадо? — спросил он.
Но тот, обернувшись, молча глядел на разряженного дворянина.
— Чье это стадо? - повторил Остоя, показав на волов. Этот жест крестьянин, видимо, понял, потому что объяснил:
— А! Государыни нашей великой княгини Литовской.
— Польской королевы? — допытывался Остоя.
— Ее величества польской королевы. Остоя вернулся к карете.
— Государыня, вы слышали ответ?
— Да, — промолвила королева. — Я рада, что все так, как я пожелала. Велите забраться поглубже в лес.
Они остановились на лесной поляне. Королева, ступая по зеленой, залитой солнцем траве, воскликнула:
— Нет ничего прекраснее леса! Гулять, дышать чистейшим воздухом, ни о чем не думать. Что за наслаждение!
Неожиданно какой-то рыжий пес выскочил из лесу и громко залаял. Королева остановилась, ее прекрасное настроение улетучилось.
— Успокойте это глупое животное, — повелела она. Вскоре из лесу вышел пожилой крестьянин со связкой
бобровых шкурок на плече. Крестьянин тут же успокоил собаку, заставил ее замолчать, схватив за загривок. Моравец вернулся к королеве.
— Теперь будет тихо. Вы испугались, госпожа?
— Нет. А что это за человек? Не браконьер?
— Нет, вроде бы лесничий. Несет бобровые шкурки.
— Бобровые? Откуда? Почему? Узнайте-ка.
Бона осталась стоять на месте, а через минуту получила ответ. Моравец пояснил:
— Это не королевский лесничий, а лесной сторож князя Вишневецкого.
— Ах, вот как? Значит, паны-вельможи запросто бьют моих бобров? Для себя? Я ведь запретила. Синьор Алифио!
— Слушаю, - сказал он, приблизившись.
— Извольте проверить, кто нарушает наши запреты? Кто дозволил владельцам местных земель уничтожать этих чудных зверьков? Разве мы не содержим их охрану?
— Я не знаю, почему князь Вишневецкий...
— Князь не князь, а ему нет дела до моих бобров! Велите слугам отнять шкурки.
— Человека этого задержать? — спросил Остоя.
— Нет. Зачем? Он же не читал моих указов. Но объясните ему, почему князю не достанутся шкурки. И довольно! Возвращаемся в Вильну.
Она резко повернулась и направилась к карете. Глядя вслед, Алифио с горестью отметил, что это была уже совсем другая женщина: сердитая, мрачная, беспокойная. Врученным ей Анной букетом цветов она стегала попадавшиеся на пути кусты.
Едва они вернулись в Виленский замок, направлявшейся в свои покои королеве преградил дорогу Паппакода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185