— Потому что страдаю жестоко и давно, очень давно...
— Предел человеческим страданиям положен богом.
— Нет, нет! Я многое хотела сделать для Августа, для Ягеллонов. Сейчас уже не могу... Понимаю, что жизнь проиграна. Вера моя поколеблена... Святой отец, если ты не найдешь слов утешения, не дашь надежды...
— Надежды на что? На захват власти в Неаполе? Чтобы сохранить Бари для внуков? Эти мечты несбыточны. Ты должна искать силы в себе. В молитвах, покорности, искреннем покаянии. Ты прощаешь врагов своих? Сама готова стать лучше?
— Простить? Быть покорной? — ее голос зазвучал громче. — Простить Габсбургам? Никогда! Я стала жертвой мошенничества и потребую от них вернуть мне долг. И срочно! Я создана для борьбы, для действий, достойных рода Сфорца... Санта Мадонна! Мне хотелось выплакать свою боль и печаль, выслушать добрые советы, но я обманулась. Мой исповедник велит мне перестать быть самой собою, вы хотите львицу превратить в овцу! О боже! Не смирения ради спустилась я со ступеней трона. Не такой ждала от вас помощи!
Бона вскочила, сорвала с головы кружевную шаль. Перед епископом стояла уже не кающаяся грешница, а разгневанная принцесса Бари. Он тоже поднялся и, стоя на ступеньках трона, сказал:
— Заблудшая дочь моя, ты страдаешь, и я буду денно и нощно молиться за тебя и за твоего сына. И верю, что веко-
ре ты придешь в часовню и там исповедуешься искренне и до конца. И тогда я скажу тебе: аЬзоЬго 1е, отпускаю тебе грехи твои. А сейчас только благословляю.
Шепча молитвы, епископ перекрестил королеву и направился к двери. Бона еще какое-то время стояла не шелохнувшись, прикрыв веки, потом, медленно волоча за собой шаль, поднялась по ступенькам трона и тяжело, с трудом опустилась в тронное кресло. Уже в следующее мгновение она крепко схватилась руками за подлокотники, выпрямилась, пристально всматриваясь в удалявшегося епископа. Тот, словно почувствовав ее взгляд, остановился и повернул голову. Епископ Бари и сидящая на троне принцесса Бона Сфорца Арагонская молча обменялись взглядами. Это был конец исповеди...
На следующий день с утра Бона дала выход своему гневу. Представший пред очами королевы Паппакода стоял посреди комнаты, а она кружила вокруг него, словно обвивающий кольцами свою жертву удав. Круги становились все меньше и меньше, пока наконец она вплотную не приблизилась к предателю.
— Итак? — спросила Бона, стараясь казаться спокойной. — Стало быть, ты лгал. Все время, с самого начала. Наместник Неаполя болел недолго и уже месяц как здоров. Никакого паралича у него не было. Боже милостивый, и я тебе верила, лгуну, предателю? Сколько заплатил тебе Броккардо за то, что ты помог ему выманить у меня четыреста тысяч дукатов, посулив мне регентство в Неаполе? Что же ты молчишь? Говори!
Паппакода отер пот, обильно выступивший на лбу и висках, и робко заговорил:
— Меня обманули. Граф клялся, что...
— Лжешь! Ведь это ты, а не Броккардо перехватывал письма ко мне от кавалера Виллани. Ты — шпион Филиппа, а быть может, и всех Габсбургов? Давно тебя подкупили? Еще на Вавеле?
Паппакода опустился перед ней на колени.
— Нет, нет! Меня обманули. Сжальтесь, госпожа! — заклинал он. — Я всегда служил вам верой и правдой, мечтал снова увидеть род Сфорца в Неаполе. В тех письмах, которые попадали ко мне, не было ничего существенного. Кавалер Виллани писал, что требуется время, нужно запастись терпением. Я не хотел лишний раз тревожить вас, государыня...
Она стукнула об пол тростью, с которой последнее время почти не расставалась.
— Не верю, ты лжешь, извиваешься будто уж, норовишь выскользнуть из рук. Будто ядовитая змея... А я верила тебе куда больше, чем старому преданному Виллани! Все слова о Неаполе —ложь! Остается Бари, только Бари!.. О боже, неужто и Бари тоже обман? Отвечай! Может, ты внушил кардиналу Караффа, что я откажусь от права наследования герцогства моими потомками? Отчего ты молчишь? А может, ты и не начинал переговоров о расторжении брака?
— Я делал все возможное... Клянусь всеми святыми! И Броккардо пообещал уговорить короля, чтобы он воздействовал на кардинала... Броккардо опутал меня.
— Броккардо, — с ненавистью произнесла Бона. - Льстец, обманщик, коварный и опасный... Встань и уходи прочь! Завтра объяснишь мне свои грязные поступки. Не оправдаешься — пеняй на себя...
Королева с презрением смотрела на Паппакоду, а он ежился и все ниже опускал голову. Наконец она протянула руку, указав ему на дверь. Согнувшись в поклонах, Паппако-да стал медленно пятиться.
Решив незамедлительно принять меры против интриганов, Бона срочно вызвала Виллани из Россано. Она поручила ему отвезти в Неаполь официальное письмо и передать его не графу Броккардо, а самому чрезвычайному послу испанского короля. Поскольку испанская сторона не выполнила своих обещаний, Бона потребовала вернуть долг в течение полугода.
— Синьор бургграф, вы должны разузнать, не намерен ли король Филипп поддержать требование своего отца о передаче герцогства Бари Габсбургам, — напутствовала она Виллани. - А что касается долга, постарайтесь внушить им, что они обязаны вернуть его до конца пятьдесят седьмого года.
— Вернуть всю сумму в столь короткий срок? Просьбу эту им будет выполнить весьма трудно, — возразил Виллани. - До конца года всего девять месяцев, а у Филиппа и так множество забот, он воюет в Италии и борется с вероотступниками в Нидерландах.
— Какое мне дело до его войн! Надо положить конец всем его лживым обещаниям и интригам. Высылайте из Неаполя гонцов через своего племянника кавалера Виллани.
— Синьор Паппакода знает содержание письма?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185