— До развязки далеко. Если выстоит осажденный Гданьск, если не падет Тчев...
— Если... если, — повторяла она уже сердито. — Вы сейчас вернетесь назад, к королю?
— Я должен забрать отсюда оставшихся людей и идти с подкреплением на Гданьск.
— Оставшихся людей? — Бона, казалось, не верила своим ушам.
— Всемилостивая государыня! Это битва не на жизнь, а на смерть. Или мы победим, или лишимся Поморья.
— Вы уже завтра возвращаетесь в лагерь?
— К завтрашнему дню мне не собрать воинов. Да и король ждет моего возвращения с доброй вестью.
— С какой же? — Бона словно бы все еще не понимала.
— С вестью о рождении наследника, — осмелился произнести воевода.
Королева иронично улыбнулась.
— Да... Как погляжу, миссия у вас нелегкая. Но, увы, пока что вам королю сказать нечего. Утешьтесь тем, что и мне тоже. Анна, проводи гостя. У вас очаровательная дочка, пан воевода.
Он низко поклонился.
— Только бы она всегда была приятна вам, наияснейшая государыня.
С этими словами воевода вышел, но успел обвести взглядом опочивальню, словно бы ища чего-то. Он уже не спрашивал ни о чем, но, идя по переходам, не выдержал:
— Мне возвращаться пора, а колыбели пока не видно. Король полагал, что супруга его родит в конце июля.
Анна кивнула.
— Медики тоже так говорили, но Марина... Она, должно быть, знает больше других и твердит, что королева желает родить в начале августа. Она сумеет себе приказать, у нее сильная воля...
— По какой причине? Чтобы меньше досаждала жара?
— Нет. Младенец, рожденный в августе, будет наречен именем римских цесарей, — объяснила Анна поспешно.
— Август? Рожденный в августе месяце? О боже! Вот уж никогда бы не пришло такое в голову. Клянусь, не пришло бы!
— Вам не пришло, а ей — пришло. Только этой мыслью и живет. Не верится, но правда, она всячески оттягивает время.
— Что за женщина! — сказал воевода и вдруг схватил Анну за руку. - Послушай, дочка! Помоги мне! Не только королеве нужен наследник. Но и королю тоже. А стало быть, и мне, его посланцу.
— Чем же я могу помочь? — старалась она вникнуть в его слова.
— Буду ждать знака. Здесь я могу пробыть день-два, не больше. Если исход будет счастливый — вывесь в окно алое полотнище, и я вернусь к королю с доброй вестью. Если родится дочь, к окну не подходи. Запомнишь?
Анна кивнула.
— Да. Алое полотнище...
Наступила душная жаркая ночь. На небе высыпали звезды, но месяц был красноватый — первый день августа предвещал непогоду. Анна, стоя у приоткрытого окна, смотрела на высокое, распростертое над замком и над Вислой небо и вдруг услышала приглушенный стон. Марина по-прежнему неподвижно дремала в кресле - быть может, ей это только почудилось? Но через минуту стон повторился - Анна бросилась к постели. Королева лежала, уткнувшись лицом в подушку, впившись зубами в ее кружева.
— Марина, — прошептала Анна, будя камеристку. Теперь они уже обе низко склонились над ложем королевы, вслушиваясь в ее жалобные стоны.
— Госпожа, пора позвать медиков. Она покачала головой.
— Нет, еще рано.
— Облегчат страдания, ускорят роды... - просила Марина.
! Тебе велено было сказать, когда наступит полночь. Но ты проспала.
— Госпожа, я вздремнула всего на минутку...
— Так сколько... сколько ждать еще до полуночи?
— Полчаса, может, чуть меньше.
— Зажгите свечи!.. Много свечей! —неожиданно приказала королева.
— Как на большое торжество? — спросила Анна.
— На очень большое. О чем вы шепчетесь? Думаете, опять, опять родится не он?..
— Помилуйте, ваше величество! — взмолились обе в один голос.
— Когда я рожала Изабеллу, все было иначе. Не было таких мучений.
— Да, госпожа, — подтвердила Марина, ставя возле ложа подсвечник.
— Санта Мадонна! Четверть часа уже миновала?
— Нет еще. Но десять минут наверняка.
— Ровно в полночь зовите придворных медиков. О Бю! Опять...
— Они рядом, за стеною, оба — и Валентино, и Катиньяни.
— Оба? Ждут? Тогда пусть войдут! Пусть войдут! — вдруг крикнула королева. - Я больше не вынесу!
Солнце, с трудом прорвавшись сквозь туман, осветило темные стены вавельского замка. Наступало утро — первое августа 1520 года. В комнате, из которой видны были покои королевы, сидел калишский воевода. Перед ним на столе лежали бумаги, карты, но сам он, уставший с дороги, сидел, подремывая, на табурете, то и дело вскидывал голову, протирал глаза. Вдруг на третьем этаже, в покоях королевы, кто-то шире распахнул окна. Заремба сорвался с места, опрокинув стул, и замер, напряженно всматриваясь в одну точку.
"Да или нет? Да или нет?" — билась в голове одна мучительная мысль.
Окно, в которое он вглядывался, теперь было открыто настежь, но ожидаемого знака, сколько он ни смотрел, не было видно. Со злости он ударил кулаком по каменной стене.
— Я наказывал ей не приближаться, не открывать окна, ежели... А она...
В эту минуту в окне мелькнула женская рука, вывесив из окна алый стяг. На фоне темных стен он был похож на струю крови. Быть может, животворной?
— Стало быть — да! — воскликнул он. — Наконец-то! Бог не обошел нас своею милостью. Ярост! Ярост! Камне! Живо!
Тотчас же вбежал слуга.
— Можно ехать. У нас родился Август. Уразумел? Королевич! Чего глаза пялишь? Готовь лошадей в дорогу. Зови людей! Едем к королю!
— Сегодня? - удивился слуга.
— Немедленно! Через час выезжаем. Шевелись! Да попроворней!
Неделю спустя в опочивальне у сидевшей, откинувшись на подушки, Боны собрались Алифио, Паппакода и камеристки. Тут же рядом стояла серебряная колыбель.
— Придвиньте ближе, - потребовала Бона. - Еще ближе. Чтобы я могла коснуться его.
— Светлейшая госпожа, лекарь сказывал, вам еще нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185