ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Горькая весть была еще впереди: Гозий вернулся из Вены, подписав соглашение между двумя королями - римским и польским. Преемственность венгерской национальной династии сводилась на нет, а строптивой польской шляхте король угрожал наемниками. Он действовал очень решительно, готов был все поставить на карту и, хотя сейм, в сущности, был сорван, твердо, как ни в чем не бывало, вершил все государственные дела. Шляхта, разъяренная нарушением всех прав и обычаев, взбеленилась еще больше, даже те, кого не слишком-то волновали реформы и изъятие имущества, отвернулись от Августа.
— Все теперь против него? — спрашивала Бона маршала Кмиту с надеждой в голосе, но он, хотя и помнил нанесенную ему королем обиду и оскорбление, соглашался с нею все неохотнее. И в конце концов как-то даже решился ей возразить:
— Государыня, власть золота вам хорошо известна, а молодой король расточает его с такой щедростью, словно у него под Краковом золотые прииски. Одних подкупил, других одарил и возвысил. Да и сенаторы многие, отказавшись от прежней своей непреклонности, предпочитают с новым королем столковаться. Он-то долговечнее, чем они, уж лучше должности да грамоты жалованные сейчас от него получить.
— На что еще может рассчитывать Август? — спрашивала она, едва сдерживая гнев.
— На помощь габсбургского войска. Вскорости увидим, пойдет ли шляхта на уступки или сама начнет бряцать оружием.
Вскоре после этого разговора Кмита покинул Яздов, а королева досадовала, что не послала в Корчин надежного и ловкого человека. Она много дала бы за то, чтобы узнать, какие обещания Август давал Барбаре, когда они оставались наедине. Сама ли она так добивалась коронации, или же это была воля Августа, скрытная, но неколебимая непреклонность Ягеллона.
Тем временем в Корчине Август, забью о своей грозной противнице, встречал Барбару все теми же словами:
— Наконец-то! Я дождаться не мог этой минуты...
— Я снова с вами, в ваших объятьях... — шептала она. — Брат мой, Миколай, замучил жалобами...
— Да, препятствия есть. И немалые... С торжественным въездом повременить придется... Бурю переждете здесь, в Корчине. Но, хоть и тяжкая битва предстоит, рад постоять за вас и счастье наше.
— Вы скучали? — спрашивала она. -Да.
— Я тоже. Все по-прежнему?
— Да. Впрочем, нет, я люблю вас сильнее, чем прежде.
— Счастливый... Я любить сильней уже не могу, не умею...
— Вы любите еще и матушку свою, и братьев. А мне некого любить, кроме вас. И во всем королевстве вы единственное мое бесценное сокровище, мое, и ничье больше,— ваши глаза, губы, руки, плечи...
Она шептала, убаюканная в его объятьях:
— Господин мой! Единственный мой, желанный...
Человек, посланный в Корчин, вернулся в Варшаву с вестью: слуги Миколая Рыжего, делившего со своею сестрой "изгнание", говорили, что король и Барбара неразлучны...
Слушая донесение гонца, королева смотрела в окно на серую Вислу, текущую внизу, под стенами замка, —так же уныло протекала теперь ее, когда-то такая бурная, жизнь. Разве и она тоже не в "изгнании"? И сердце ее не разрывается от тоски и боли, такой тяжкой, что ей трудно двинуться, встать с места, подойти к окну? А впрочем, к чему ей выглядывать в окно, трогать стены здешнего замка? Ведь это не Вавель, и не из этого окна был вывешен пурпурный, окаймленный золотом стяг... Ма1ешгюпе! Она здесь, в Варшаве, одна, а в это время в Корчине кипит молодая жизнь, и руки Августа тянутся к Барбаре с такой нежностью, с какой никто никогда не обнимал ее, разве что в давние годы он, ее первенец. Младенец... Неужто эта наложница подарит ему сына еще до коронации? Для Барбары это было великим незаслуженным счастьем, но для Ягеллонов? Им подкидыш не нужен. Нужно ждать, признает ли брак короля предстоящий сейм. Она снова поедет в Гомолин, но на этот раз никто не услышит от нее хулы, она не станет больше осуждать Барбару... Кмита наведался в Варшаву только раз. Может, и он тоже ищет королевской милости? Он, царь и бог у себя в Висниче, служил ей не только из чувства долга, но, наверное... В его глазах было нечто такое, что она не могла ошибиться... Но это было прежде, в Кракове, зато теперь, во время своего последнего приезда в Гомолин и в Яздов, он избегал ее взглядов... Течет внизу Висла... Поток жизни уносит все, что когда-то ей принадлежало. Даже любовь. О своей любви он никогда не сказал ни слова, но, наверное, она была не менее сильной, чем то чувство, которое втайне питал к ней Алифио. По небу плывут серые тучи... Как грустно смотреть на то, как уходит любовь, верность, дружеские чувства. А впрочем... Разве неумолимое время грозной своей рукой не коснулось и ее?
Но до сейма, который созовут в Петрокове не ранее будущего года, еще далеко. Разумеется, король этого времени не упустит, но и она тоже. Она все еще королева Польши, княгиня Литовская и Мазовецкая... Со времени ее приезда уже многое изменилось и в Варшаве, и в Яздове, теперь должно измениться все. Старый замок укрепили, расширили, обставили красивой мебелью, украсили стены гобелена-
ми и коврами, вывезенными из вавельских покоев. Вместо запущенного княжеского поместья теперь здесь роскошная королевская резиденция, с каждым месяцем увеличивались табуны лошадей — недаром из Литвы привезли сюда племенных жеребцов, —а по крутым берегам Вислы уступами спускались вниз сады, радующие глаз пестрыми цветочными клумбами.
Принцесс старались занять потешными представлениями карликов, катаньями на прудах в парке, рукоделием — вышиваньем облачений для варшавских костелов, но этого им было мало, они все равно тосковали по веселому, оживленному Вавелю. Тогда, к великой радости Марины, Бона пригласила капеллу из Италии, и теперь дни в Яздове были заполнены не только работой, но еще и музыкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
— Все теперь против него? — спрашивала Бона маршала Кмиту с надеждой в голосе, но он, хотя и помнил нанесенную ему королем обиду и оскорбление, соглашался с нею все неохотнее. И в конце концов как-то даже решился ей возразить:
— Государыня, власть золота вам хорошо известна, а молодой король расточает его с такой щедростью, словно у него под Краковом золотые прииски. Одних подкупил, других одарил и возвысил. Да и сенаторы многие, отказавшись от прежней своей непреклонности, предпочитают с новым королем столковаться. Он-то долговечнее, чем они, уж лучше должности да грамоты жалованные сейчас от него получить.
— На что еще может рассчитывать Август? — спрашивала она, едва сдерживая гнев.
— На помощь габсбургского войска. Вскорости увидим, пойдет ли шляхта на уступки или сама начнет бряцать оружием.
Вскоре после этого разговора Кмита покинул Яздов, а королева досадовала, что не послала в Корчин надежного и ловкого человека. Она много дала бы за то, чтобы узнать, какие обещания Август давал Барбаре, когда они оставались наедине. Сама ли она так добивалась коронации, или же это была воля Августа, скрытная, но неколебимая непреклонность Ягеллона.
Тем временем в Корчине Август, забью о своей грозной противнице, встречал Барбару все теми же словами:
— Наконец-то! Я дождаться не мог этой минуты...
— Я снова с вами, в ваших объятьях... — шептала она. — Брат мой, Миколай, замучил жалобами...
— Да, препятствия есть. И немалые... С торжественным въездом повременить придется... Бурю переждете здесь, в Корчине. Но, хоть и тяжкая битва предстоит, рад постоять за вас и счастье наше.
— Вы скучали? — спрашивала она. -Да.
— Я тоже. Все по-прежнему?
— Да. Впрочем, нет, я люблю вас сильнее, чем прежде.
— Счастливый... Я любить сильней уже не могу, не умею...
— Вы любите еще и матушку свою, и братьев. А мне некого любить, кроме вас. И во всем королевстве вы единственное мое бесценное сокровище, мое, и ничье больше,— ваши глаза, губы, руки, плечи...
Она шептала, убаюканная в его объятьях:
— Господин мой! Единственный мой, желанный...
Человек, посланный в Корчин, вернулся в Варшаву с вестью: слуги Миколая Рыжего, делившего со своею сестрой "изгнание", говорили, что король и Барбара неразлучны...
Слушая донесение гонца, королева смотрела в окно на серую Вислу, текущую внизу, под стенами замка, —так же уныло протекала теперь ее, когда-то такая бурная, жизнь. Разве и она тоже не в "изгнании"? И сердце ее не разрывается от тоски и боли, такой тяжкой, что ей трудно двинуться, встать с места, подойти к окну? А впрочем, к чему ей выглядывать в окно, трогать стены здешнего замка? Ведь это не Вавель, и не из этого окна был вывешен пурпурный, окаймленный золотом стяг... Ма1ешгюпе! Она здесь, в Варшаве, одна, а в это время в Корчине кипит молодая жизнь, и руки Августа тянутся к Барбаре с такой нежностью, с какой никто никогда не обнимал ее, разве что в давние годы он, ее первенец. Младенец... Неужто эта наложница подарит ему сына еще до коронации? Для Барбары это было великим незаслуженным счастьем, но для Ягеллонов? Им подкидыш не нужен. Нужно ждать, признает ли брак короля предстоящий сейм. Она снова поедет в Гомолин, но на этот раз никто не услышит от нее хулы, она не станет больше осуждать Барбару... Кмита наведался в Варшаву только раз. Может, и он тоже ищет королевской милости? Он, царь и бог у себя в Висниче, служил ей не только из чувства долга, но, наверное... В его глазах было нечто такое, что она не могла ошибиться... Но это было прежде, в Кракове, зато теперь, во время своего последнего приезда в Гомолин и в Яздов, он избегал ее взглядов... Течет внизу Висла... Поток жизни уносит все, что когда-то ей принадлежало. Даже любовь. О своей любви он никогда не сказал ни слова, но, наверное, она была не менее сильной, чем то чувство, которое втайне питал к ней Алифио. По небу плывут серые тучи... Как грустно смотреть на то, как уходит любовь, верность, дружеские чувства. А впрочем... Разве неумолимое время грозной своей рукой не коснулось и ее?
Но до сейма, который созовут в Петрокове не ранее будущего года, еще далеко. Разумеется, король этого времени не упустит, но и она тоже. Она все еще королева Польши, княгиня Литовская и Мазовецкая... Со времени ее приезда уже многое изменилось и в Варшаве, и в Яздове, теперь должно измениться все. Старый замок укрепили, расширили, обставили красивой мебелью, украсили стены гобелена-
ми и коврами, вывезенными из вавельских покоев. Вместо запущенного княжеского поместья теперь здесь роскошная королевская резиденция, с каждым месяцем увеличивались табуны лошадей — недаром из Литвы привезли сюда племенных жеребцов, —а по крутым берегам Вислы уступами спускались вниз сады, радующие глаз пестрыми цветочными клумбами.
Принцесс старались занять потешными представлениями карликов, катаньями на прудах в парке, рукоделием — вышиваньем облачений для варшавских костелов, но этого им было мало, они все равно тосковали по веселому, оживленному Вавелю. Тогда, к великой радости Марины, Бона пригласила капеллу из Италии, и теперь дни в Яздове были заполнены не только работой, но еще и музыкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185