Обе женщины позабыли, что двадцать с лишним лет назад ордер был выписан на мать, а не на дочь.
Бумажки, бумажки, рожденные на свет предприимчивыми людьми. Вот и попробуй спокойно доказывать и объяснять то, что и так ясно. Но ведь недаром говорят: никто не бывает так глух, как тот, кто не хочет слышать. Еще бы два часа толкли воду в ступе, если б она не сказала, как все это- называется.
Что ж, так и будет. Надо только дозвониться в депутатскую комнату, самой рассказать все, как было, и о своей резкости — тоже.
В трубке прозвучал спокойный грудной голос Лидии Павловны. Депутатские дела из всех постоянных комиссий поступали к ней, поэтому она все и всех знала.
— Ты, Елена Ивановна, своего добивайся, не отступай,— неторопливо говорила она.— Нужно — значит, иди к ним на заседание. Ты имеешь на это право. Отстаивай свою точку зрения. Перед заседанием зайди сюда. Дам тебе еще несколько фактов по тому же вопросу. Неблагополучно у них в жилотделе.
Елена Ивановна даже представила себе, как все это говорит маленькая, улыбчивая женщина с ямочками на щеках, ухоженными ногтями и модной прической. Женственная, мягкая, всегда в хорошем расположении духа, она, тем не менее, строга и дотошна, когда дело касается депутатов.
— Очень неблагополучно. Так что не удивляйся ничему,— продолжала Лидия Павловна.— Будем вопрос о них готовить. Но ты не жди. Свое дело делай. Вы — депутаты. Вы — Советская власть. Вам и решать.
Последняя фраза, вероятно, и была ответом на вырвавшиеся у Елены Ивановны резкие слова в жилотделе. Надо, надо все же научиться держать себя в руках. Тебя выбрали, тебе доверили, и характер свой, будь добра, укроти. А жулика надо припереть фактами, добиться, чтобы он был наказан.
— Справку когда принесешь? Скоро заседание комиссии,— напомнила Лидия Павловна.— Ходила уже, проверяла?
— Да, конечно. Сегодня вечером сяду и напишу.
— И выводы свои, предложения.
— Сделаю, Лидия Павловна. Всего доброго. Задержалась со справкой. Коля пришел из рейса, и на работе много хлопот. Сегодня же надо написать обстоятельно, продуманно. Вопрос бытового обслуживания населения будет слушаться на сессии. И меры нужно принять самые радикальные. Как в прошлый раз, когда их планово-экономической комиссии удалось наладить учет и планирование ремонта всех домов города. А то неразбериха была страшная. Одним средства отпускали, другие годами не могли добиться...
— Леля, одевайся скорее, я взял билеты в кино! — с порога крикнул Николай Степанович.— Говорят, отличная картина. Витя пойдет с нами. Ты не возражаешь? Тебе он так нравится.
— Очень нравится.
Виктор, голубоглазый, с нежной чистой кожей, мягким темным чубом, недавно был у них в гостях. Он сначала отмалчивался, стесняясь сидевших за столом, чуть ли не вдвое старших по возрасту. Но потом освоился, даже спел несколько романсов под гитару. Ему, видимо, доставляло удовольствие сидеть в домашней обстановке.
Николай Степанович тоже благоволил к Виктору за его милый, тихий нрав, за остроумие, но главным образом за то, что Виктор завоевал первое место среди радиооператоров Черноморья. «Мои уши»,— улыбаясь, говорил он о радисте.
В кино Виктор немного опоздал. Запинаясь, извинялся: встретил в отделе снабжения очень красивую девушку. Она так торопилась, что пришлось уступить свою очередь. Какие у нее глаза! Синие-синие!
— Найдем обязательно твою синеглазую и тебя же-ним,— смеясь, решил Николай Степанович.— Как ее зовут?
- Не знаю. Спросить было не у кого, да и как-то неловко.
— Эх, Витя, Витя! Беда с тобой — да и только. Останешься старым холостяком. Надо было подойти, представиться: начальник рации, ас. Я в твои годы...
— Уймись, вот уже гасят свет,— вмешалась Елена Ивановна, заметив, как покраснел Виктор.
Справку она села писать поздно вечером, когда вернулись из кино. Николай Степанович покачал головой:
— Опять работаешь?! У тебя такой усталый вид. Посидела бы год-другой дома.— Он взял руку жены, задержал в своей.— Нельзя же так, Леля. Надолго ли тебя хватит? Твоя общественная деятельность столько отнимает времени, столько у тебя беспокойства.
— Если бы только это. В комбинате дел выше головы. А тут такой странный случай. Сегодня я нашла на кухне кусок мяса, завернутый в тряпку. Клавдия, наша повариха, говорит, что не знает, откуда он взялся.
Николай Степанович сел на диван, развернул газету, но читать не стал.
— Ну, а на работу поспокойнее ты можешь перейти?
— Не могу.— Елена Ивановна захлопнула папку, поднялась и включила транзистор. Передавали танцевальную музыку.— Помнишь, Коля, как мы в доме отдыха каждый вечер ходили на танцплощадку?
— Это ты меня тащила. Я предпочитал любоваться лунной дорожкой с обрыва.
— Давай потанцуем.
— Пойдем в ресторан?
— Нет, лучше дома.
— «Это было недавно, это было давно»,— мурлыкал Николай Степанович, вальсируя с женой по комнате.
Она почти не изменилась, его Леля. Такие же живые карие глаза, такая же смуглая кожа и улыбка радостная, даже чуточку озорная. Никогда не скажешь, что ей уже...
— Ты и через двадцать лет будешь красивая.
— Еще бы! Только посмей в этом усомниться! Медленный вальс сменился современным ритмом. Николай Степанович удивленно уставился на жену. Она перешла на твист.
— Это еще что такое? Кто тебе давал уроки?
— Вася и его дружок Эраст! Разве плохо? Тебе не нравится? — Елена Ивановна упала в кресло и расхохоталась.
— Да, кстати, где наш дорогой сын?
— В самом деле, где? — беззаботно отозвалась Елена Ивановна.
Но беззаботный тон дался ей нелегко. Она пыталась выяснить у Васи, куда дел свой свитер и шарф отца, но так ничего и не добилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126