Она не ответила.
Николай все еще стоял в прихожей, чего-то ждал. Уж не взрыва ли отчаяния и слез? Наконец вышел и снова вернулся, будто что-то забыл. Она не стала смотреть, что именно забыл,— ушла к себе.
И снова он повторил, только уже не «я ухожу», а «мы уходим».
Бесконечно долгим было молчание, и снова: «Прощай!» Если б он в это последнее мгновение хоть добавил: Леля, прощай, Леля... Она пожелала бы ему благополучного рейса, как любому моряку, уходящему в плавание. Но он не назвал ее по имени, и она стояла у окна, отвернувшись, пока щемящей болью не отозвались в сердце его удаляющиеся шаги. Когда же на другой день заехал за чемоданом, не было, не могло уже быть ни боли, ни сожаления.
Корежилась, чадила бумага. Огонь уже коснулся глаз Николая — мальчишечьих, ясных. Нет больше глаз мальчишки-боцмана. Есть чужой холодный взгляд знающего себе цену капитана.
Г Л А В А 22
«Я счастлива, счастлива,— твердила Татьяна.— Теперь он мой!» Еще год назад не очень-то верилось в успех. Не верилось даже тогда, когда Нина принесла «анкетные
данные» капитана: не избалован женским вниманием, супруга старая, занятая женщина...
Тогда Татьяне казалось: выйти замуж за капитана — единственная возможность разом покончить со всей неустроенностью. Уйти из опостылевшего дома, иметь свой уют, где она будет хозяйкой, где никто не станет ею помыкать. Бр.ак по расчету? Чепуха! Только говорят, будто в наши дни его не существует. А папы и мамы, которые пекутся о своих отпрысках, подыскивая им подходящие пары? И Терехов не какой-нибудь старик. Довольно молодой и к тому же подающий надежды капитан. С ним вовсе не стыдно показаться на людях. Она будет ему хорошей женой и хозяйничать в своем доме станет с удовольствием.
Она думала... А что получилось? Влюбилась так, что, если он даже не захочет жениться,— согласна на все.
Хорошо хоть Нина неизменно убеждает: не отступай, добивайся своего! Она, Татьяна, конечно, пытается следовать сим мудрым советам, но... не слишком настойчиво и трезво.
Вот и в Николаев к нему поехала.Остановилась в плохонькой гостинице на краю города. Ей советовали пойти в ту, что рядом с портом. Но как в той гостинице появиться, если в ней живут жены моряков, и с «Иртыша» — тоже. Следовательно, для нее доступ закрыт.
Татьяна расставила на столе и па подоконнике цветы. Позаботилась о том, чтобы вино и закуска не выводились из тумбы письменного стола.
Встречала своего капитана оживленная, веселая, участливо расспрашивала о самочувствии, требовала, чтобы он прежде всего отдохнул. Работа у него напряженная, нервная. Сокрушалась, что Николай давно не был в отпуске. Ни разу и словом не обмолвилась о его домашних делах.
На его рассказ о последнем свидании с Еленой, которая оказалась сухой и черствой женщиной, Татьяна ответила глубоким вздохом.
Не время было ни возражать, ни поддакивать, слишком тонка и опасна эта тема. Молчаливое участие, любовь, покорность, женственность — полную противоположность тому, что оставил дома, должен он нахбдить у своей Танюши.
— Я счастлива, счастлива,— твердила себе она, когда Николай Степанович утром уходил из ее номера.
Но почему в этом счастье надо себя убеждать?! Теперь ее коробило то, чему она раньше не придала бы особого значения,— взгляд женщины, которой пришлось сунуть деньги, чтобы она сквозь пальцы смотрела на ночевки «мужа», и то, как Николай пробирается к ней в номер, и то, что нельзя открыто выйти с ним в город. Главное, она не смела проводить его в рейс, как все другие женщины.
Но это временно, ненадолго. А проводит она своего капитана не в толпе женщин на причале. Иначе. Романтичнее.
Ее привет, последний привет с берега он получит, когда судно уже уйдет из порта.
И еще очень важно условиться о переписке. Радиограммы пойдут, конечно, через Виктора. Мало ли как он сможет прокомментировать радиограммы, передавая их капитану. Виктор сказал о своем благородстве в отношениях с женщинами. Но все это на берегу. В море всякое случается, как случилось с ней, когда, не сдержавшись, сделала такую непростительную глупость. Если б можно было заставить его забыть обо всем... и самой забыть, чтобы не думать, не бояться.
Приходится надеяться на его благородство. Но на всякий случай надо принять кой-какие меры. Время есть, они еще успеют поговорить обо всем.
Вечером Николай Степанович пришел немного расстроенным. Вообще-то, надо радоваться: поставили дополнительно два крана. К утру закончат погрузку. Досрочно.
— Вот так. Сегодня последний вечер, последняя ночь. Завтра в десять ноль-ноль отход.
Татьяна уронила голову ему на плечо и расплакалась.
— Я так привыкла. Не хочу без тебя. Не выдержу! Он гладил ее волосы, целовал мокрые щеки.
— Я скоро, очень скоро вернусь к тебе. Не плачь, не надо.— Его тронули слезы Татьяны.
Недольно пришло сравнение с той, другой. Елена ни- когда не плакала. Он-то думал, что она сдерживается, не хочет расстраивать его перед разлукой. А на самом деле — убедился: черствая, равнодушная.
— Вернусь к своей девочке,— и добавил: — к своей женушке.
На мгновение Татьяна словно оцепенела. Оцепенела от слова, которое не ждала услышать сегодня: к женушке. Сказанное сейчас же надо закрепить, чтобы он не забыл об этих словах.
— Но я боюсь. Так боюсь.— Она все еще плакала.
— Что тревожит тебя?
— Тебя отнимут, отнимут мое. счастье.
— Никто уже не отнимет. Елена ведь так легко отказалась, даже не пыталась искать примирения.
— Я о других.— Она глубоко вздохнула.— На судне кто-нибудь. От зависти...
— Какая чепуха! Никто не посмеет. Мы любим друг друга.
— Когда все уладится, ты назовешь меня женой открыто перед всеми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126