Да и устал Коля после рейса.
— Как хорошо дома.
От его ласкового голоса, прикосновения крепких рук куда-то отступили тревоги. Все уладится, не может не уладиться.
ГЛАВА 2
Завтракать заканчивали. Николай Степанович, как обычно, о рейсе рассказывал скупо. Ездили на Цейлоне в обезьяний питомник. Живут шимпанзе в старинном полуразрушенном замке, о котором повествуют легенды, будто когда-то принадлежал этот замок великому визирю...
— А ты в душе поэт,— сказал Вася.
Елену Ивановну больно кольнула скрытая издевка в голосе сына. Но Николай Степанович был в отличном
настроении.
— Рейс прошел спокойно,—продолжал.—И в море, и на берегу ни одного тробла.
— Вообще-то, англичане произносят «трабл»,—ввернул Вася.
- Как привыкли, так и говорим,— добродушно отозвался Николай Степанович.— Л вот перед самым приходом сердце прихватило, и у кого бы ты думала?
— Неужели у стармеха?
— Э-э, ист. Дед наш худой, как жердь, но солнцем и метром провяленный. Заболел доктор. И знаешь, кто ему уколы делал? Виктор. Наш радист Витя Ковшов и кок Дзюба.
Воображаю, как вы над доктором издевались,— улыбнулась Елена Ивановна, вспоминая медвежью фигуру пока Дзюбы, его огромные ручищи.
- Зачем издевались? Все по науке. Консилиум собрали.
— Это когда коллеги-врачи совещаются, спрашивая друг друга: будем лечить или пускай живет?
— Нет. Кок наш страшный ворчун и придира, но в медицине — дока. Как что случится, бегут к нему. И доктор только ему и доверился.
— Никогда бы не подумала, что такой румяный, как ваш доктор, бутузик болеет сердцем.
— Вот-вот, беда, когда такие бутузики в тропики попадают.
— Ничего, скоро многих заменят приборы,— сказал Вася.— Два-три человека на «Иртыше» — и весь экипаж. Не будет мотористов, матросов, боцманов. И капитана тоже не будет. Все управление судном — в руках старшего механика.
- Почему старшего механика? Может, капитаны пройдут несколько дополнительных курсов по электронике...
Вася пожал плечами.
— Только какой же это будет капитан? Инженер, оператор или еще как-нибудь... А по существу — опять-таки механик. Вот и конец романтической касте капитанов.
Николай Степанович попросил жену налить еще кофе и, сосредоточенно размешивая ложечкой сахар, возразил:
- Не скоро это случится. Кстати, не думаю, чтобы два-три оператора так уж уютно чувствовали себя один на один с океаном.
— А как же человек на плоту? Один!
— Ну, это уж из другой оперы. А нам каждый день надо возить грузы. Мы не спортсмены, а обычные люди. Да и море есть море.
— Ты, значит, отрицаешь?
— Я ничего не отрицаю. Я просто не столь компетентен
в этой области. Следовательно, и спор наш ни к чему.
Елена Ивановна с облегчением вздохнула. Завтрак прошел, кажется, благополучно. А потом отец и сын будут за столом редко встречаться. Николай Степанович привык обедать, как на судне, в двенадцать. Вася же возвращается из института после двух. Вечерами вообще мало бывает дома.
Сын уже стоял в прихожей, когда Николай Степанович, наблюдавший за тем, как он у зеркала причесывается, с нарочитой серьезностью сказал:
— У тебя что, на парикмахерскую денег не хватает? — и положил на туалетный столик три рубля.— Будь уж так добр, постригись!
— Сразу чувствуется твердая рука воспитателя,— усмехнулся Вася.
— Вот ты сейчас и мою руку почувствуешь! — Елена Ивановна быстро встала, направилась к сыну.
Дверь захлопнулась, и на лестнице послышался смех.
— Довел старую, больную женщину,— рассмеялась и Елена Ивановна.
Но Николай Степанович, закурив, хмуро бросил:
— К чему эта его демонстрация? С такой гривой только по Дерибасовской гулять.
— Но ведь он взрослый человек...
— Я постарше был — и то слово отца было для меня законом.
— И ты считаешь, что нужно трепетать перед родителями?— мягко произнесла Елена Ивановна.— Уже уходишь? — огорченно спросила, видя, как муж надевает тужурку.
— Ненадолго. Только осмотрю «Иртыш». Электронную машину вместо меня пока еще не установили. Может, пойдем вместе?
Но Елена Ивановна пообещала прийти на судно попозже. Сначала нужно побывать в райсовете.
— А если отложить на завтра? — Он заглянул жене в глаза, осторожно отвел от ее лба шелковистую прядь волос.
— Управлюсь и приду,— ответила, задерживая руку мужа у своей щеки и улыбаясь.
— Ну-ка, бери меня под руку,—с притворной строгостью сказал Николай Степанович, когда вышли на улицу.— Совсем от меня отвыкаешь. И домой поздно приходишь, где-то задерживаешься.
— На работе, конечно. Ах, да — была на олимпиаде. Ты даже себе не представляешь, как хорошо прошел смотр. Выступали ребята из техучилища. Девушка одна, монтажница, пела. Такой чистый у нее, звонкий голос. Вероятно, и Киев поедет, если пройдет последний тур.
— Да, да, конечно,— немного невпопад согласился Николай Степанович. Он вдруг вспомнил, что не подписал грузовые документы. Нет, кажется, подписал перед самым уходом. Странное дело — несколько часов отсутствовал, а чувство такое, будто на судне что-то случилось чего-то недоглядели. Отправили на завод дефектные ведомости? Нужно еще раз все проверить. Так надежнее. Старший помощник молодой, неопытный, а боцман;.. Боцмана надо искать нового. Разве таким должен быть хозяин на палубе? Хватишься в рейсе: это не выписал, того не достал.
Не таким, нет, совсем не таким был в свое время боцманом он, Николай Терехов. На паршивеньком буксире, который дальше Очакова и не ходил. И время было тяжелое, а в подшкиперской все, что нужно, в запасе. Бегал на другие суда к приятелям, выколачивал на складе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126