Захватывающая идея, сказал я Хэнку, выходя из ванной и небрежно бросая грязные жокейские шорты поверх кассет с интервью, пока Хэнк их не заметил.
Провожая меня вниз, до машины, он спросил, когда я в следующий раз увижу Денниса.
– Думаю, в следующий понедельник. В уголовном суде.
– Э-э?
– Не бери в голову.
Пока я садился в машину, Хэнк продолжал оживленно говорить. «Главное – поддерживай с ним хорошие отношения», – это было последним, что он сказал мне.
Если б только можно было переключить на автоответчик телефон, по которому в студию поступают заявки, моя жизнь могла бы повернуться совсем иначе. Поскольку он позвонил, это было неизбежно.
– Ты разве не слышал моего сообщения?
– Угу, слышал.
– И все же по-прежнему ненавидишь меня? Да, так?
Я вздохнул.
– Нет, Деннис, вовсе не так.
– Тогда давай встретимся завтра в три, в клубе «Виски». На нейтральной территории, ага? Я не виню тебя, что ты так подозрительно ко мне относишься. Я поступил плохо, очень плохо. Но теперь это все в прошлом, вот увидишь. Значит, в «Виски», договорились?
– Не знаю, Деннис, действительно не знаю.
– Скотт, мне нужно идти, я сейчас в студии. Но завтра мы увидимся. Я знаю, ты меня не подведешь. Ты же знаешь, я люблю тебя, Скотт. Правда. Люблю как младшего брата, которого у меня никогда не было.
Бар «Виски» был заперт и забит досками уже не первый день. Любопытно, знал ли об этом Деннис, подумал я, шагая по сверкающей боковой дорожке к узкому входу со стороны Стрип. Черные стены были облеплены постерами с «Police» и Пиа Задора, но дверь оказалась открытой. Подойдя ближе, я услышал игру на рояле и пение.
Я шагнул внутрь, смена освещения ударила по глазам, пока они не привыкли к полумраку. На тускло освещенной сцене я обнаружил источник музыки: Большой Уилли стоя наяривал «My Blue Heaven» в стиле Фэтса Домино. Получалось у него неплохо. А если совсем честно… и тут меня вдруг озарило, кто такой или, вернее, кем был Большой Уилли лет двадцать тому назад. Я все еще переживал свое открытие, когда от двери ко мне подтолкнули высокий стул у стойки бара, и я услышал голос Денниса: «Вот здесь, Скотт».
Я увидел лишь темный силуэт да тлеющий кончик сигареты – и шарахнулся в сторону, ударившись голенью о ножку стула.
– Осторожней, Скотти, – он добродушно рассмеялся.
Приблизившись, я сумел разглядеть его. Он был спокойнее, чем когда-либо – ни следа скрывающейся в глубинах жестокости. Если он сейчас и был под дозой, на сей раз, по крайней мере, на текущий момент, это была идеально точно подобранная доза. Он повел рукой в сторону пещерообразного зала, и я заметил глубокую вмятину у него на лбу – от ногтя?
А в зале царил полный развал, будто здесь панки сорвали последний концерт – пол был усеян поломанными столами, стульями, битым стеклом.
– О-о, «Виски»… – произнес он с напыщенной ностальгией.
– О-о, да, – подхватил я его тон. – Да, конечно. Отис в своем красном костюме, вызвавший здесь прямо настоящий шторм. «Love».
Помнишь Артура Ли и «Love»? И, конечно, «The Byrds» и «Buffalo Springfield».
Эй, «мистер Спейсмен»!
Привет, «мистер Соул»!
Черт, у меня тогда было жуткое времечко. Я как раз учился в коллеже, и кто-то под видом наркоты толкнул мне эстрогены. У меня целый семестр были огромные титьки. Так, кто у нас еще был? Ах да, Скай Сэксон и «The Seeds». «You're Pushing Too Hard».
Так я и не смог проникнуться этой песней. Но, конечно, настоящий дебют здесь был только один, верно? Джим! Король ящериц!
Веришь, нет – я ведь был здесь в ту ночь, именно в ту самую ночь, приятель, когда он вообще первый раз пел на публике «The End».
А наверху подвесили прозрачную будку, и в ней была девица из клуба. Она стала знаменитой несколько лет спустя, кажется, как террористка. Ну, это неважно, в общем, когда Джим дошел до строчки про то, что хочет сделать со своей мамашей сам-знаешь-что (и слово, которое он употребил, было совсем не «играть»), так вот, эта девица из клуба так ошалела, что описалась прямо в своей будке. Но это еще не все. Угадай, кто стоял прямо под ней? Джон Уэйн, приятель! Сам Дьюк, собственной персоной, бля буду! Только не спрашивай меня, что он там делал. Может, у них там на Эльдорадо техника накрылась, вот он и заглянул позвонить с платного телефона. Но самое-то плохое не в этом. Самое плохое в том, что… будка дала течь!
– Ну это уже чушь собачья, – снисходительно отозвался Деннис.
– Чушь собачья?! Ты что имеешь в виду, приятель? Я сам тут был. Я видел это собственными глазами, вот этими, обоими. Ну ладно, ладно, признаюсь, я тогда дрейфовал на звуке от примерно двух тысяч ярко-синих микрофонов, а за несколько минут до этого закинулся десятком колес туинала в сортире, но глаза-то не врут! Если этот пижон был не Джон Уэйн, тогда я – Дэйл Эванс!
Надутый! Верхом! Рядом со своим Курком на ранчо Яблочной долины!
Он вздохнул:
– Скотти, послушай меня, расслабься. Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Большой Уилли не сделает тебе ничего плохого. Ты отпускаешь безвкусные шуточки только потому, что боишься. Не надо, ни к чему это, – он скользнул рукой по моему плечу. Я почувствовал запах пачули. – Скотти, пожалуйста, поверь мне – я даже не знал, что произошло, пока Большой Уилли не рассказал мне обо всем на следующий день. Ты даже представить себе не можешь, что я пережил, как я раскаивался. Господи, подумать только – я едва не убил человека, который, единственный, проявил элементарную человеческую вежливость, и к которому я привязался впервые за… – его голос сорвался, – за Бог знает сколько уже лет. – Теперь он был похож на Оливье, изображал извечный еврейский страх – и переигрывал. – Я бы не смог остаться жить, если бы… О Господи, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112