Последний раз, когда я был у вас в доме.
– Что ты имеешь в виду? Это то, над чем он сейчас работает?
– Ну, наверное, да, – голос у меня был сдавленный, как у Гэри Купера.
– Ты разве ничего из его последних работ не слышала?
Она издала смешок:
– Шутишь, что ли? Он думает, я только несчастья приношу. Он боится, что если я хотя бы взгляну на какую-нибудь из его драгоценных кассет, она тут же автоматически сотрется или что-нибудь в этом роде. Удивительно даже то, что он тебе ее ставил.
– Ну, я-то ему нравлюсь.
– Угу, похоже на то, – ее пальцы побарабанили по крышке пианино. Казалось, она что-то заподозрила и сейчас ожидала лжи. – Ну и как она тебе?
Я пожал плечами:
– Не так плохо, как я ожидал.
– Хочешь сказать, хорошая вещь?
– Нет, что хорошая, тоже не скажу. Над ней еще работать и работать. Вот, например, кое-чего важного там до сих пор не хватает – вокала.
– Нет вокала?
– Пока нет.
Она колебалась:
– Но это – песня? В смысле, нормальная песня, а не просто звуковое месиво?…
– Ну сначала там именно звуковое месиво, а потом оно переходит в нормальную песню.
Она казалась странно заинтересованной, словно я описывал ей никогда не выходивший фильм с Джеймсом Дином.
– А он говорил, кому планирует отдать партию вокала? – Вопрос прозвучал с восхитительной обыденностью, но у меня в мозгу от него словно бомба взорвалась.
– Думаю, он собирается наладить отношения с Луизой…
Она фыркнула:
– Еще чего.
– В какой-то момент он упоминал Карен Карпентер…
– Я серьезно.
– Он, вроде бы, тоже. Еще он упоминал Джоплин. Или, вроде бы, Маму Касс. Думаю, Минни Рипертон в его списке тоже не на последнем месте…
– Скотт…
– Да я правда не знаю. В любом случае, там дорога еще долгая. Он пока что и слов-то не сочинил. С его темпами это займет еще лет десять.
Боже, каким идиотом я себя чувствовал! Почему я боялся сказать ей, что на самом-то деле композиция была замечательной? Неужели я думал, что она тут же бросится обратно, умоляя его позволить петь ей? Я что, настолько сомневался? Или думал, что она такая дура?
– Ну что ж, зато ты можешь быть уверен вот в чем, – она поднялась и направилась в кухню. – Как бы эта композиция ни была хороша сейчас, он будет мудохаться с ней, пока не испортит ее напрочь. Половина его проблем именно в этом, сам знаешь. Он просто не знает, когда нужно остановиться.
Она подошла к плите и проверила мясо.
– Ну что ж, всегда есть шанс, что он упадет замертво до того, как все окончательно испортит, – сказал я. – И тогда она выйдет как его посмертный шедевр.
Она втянула носом мясной аромат:
– Что, действительно так классно, а?
– Если только тебе нравятся «Edsels», – я обнял ее сзади.
– Ну так они сейчас стоят недешево, да? В среде коллекционеров.
– Вроде бы да. Правда, достать отдельные вещи – проблема.
Я поцеловал ее в шею. Она положила ладонь мне на руку, словно давая понять – разговор еще не окончен.
– Скотт, помнишь кассету, которую ты завозил тогда к нам домой?
– Да, – в горле у меня снова пересохло.
– Ты ее слушал? – в ее голосе был страх.
– Нет, времени так и не нашлось, – ответил я как можно спокойнее. – С ней просто путаница вышла.
Предполагалось, что там записана его музыка. Но он позвонил мне в студию и сказал, чтобы я ее не слушал.
– Он объяснил, почему?
– Нет. Не совсем. Просто сказал, что там записано совсем другое.
Я почувствовал под руками дрожь ее тела. Она выскользнула из моих объятий, беспокойно огляделась в поисках, чем бы заняться, и наконец занялась бутылкой с вином.
– Хорошо, что ты ее не слушал, – сказала она, стоя ко мне спиной и обдирая фольгу с горлышка.
– Это почему же?
– А, да там совершенно стыдный материал, который я записала очень-очень давно. Году в шестьдесят девятом. Отстой полный, просто ужасно. Для соло-альбома, который так никогда и не вышел.
– Если серьезно, то очень жалко, что я эту кассету не послушал. Не могу представить себе, чтобы то, что сделала ты, не было бы по меньшей мере потрясающим, хоть в какой-то степени.
– А, ну есть много такого, о чем ты не знаешь.
Есть ли? И хотел ли я знать?
– Он привык, что я кончаю в самых невообразимых раскладах.
Привык? Еще тогда, в шестьдесят девятом? Неужели запах духов на двухъярусной кровати сохранился там аж с шестьдесят девятого года?
– Да уж, еще бы, – ответил я как сумел беззаботно и поднял крышку посудины с мясом. Вырвался клуб пара, пахнущего бургундским вином.
– У-у, как вкусно пахнет, – сказала она и обняла меня сзади, прижавшись ко мне, вжавшись в меня, словно искала убежища, где можно было бы ни о чем не думать.
– Ага, очень, – согласился я. И поцеловал ее.
После ужина мы уселись на кожаном диване и смотрели по телику фильм «Гиджет».
Смеялись не переставая, на разные голоса добавляли в диалог всякие дурацкие реплики. «Ой, Мун-догги, – бойко тараторила она голосом Сандры Ди, – плевать я хотела на серфинг. Я всего лишь хочу, чтобы ты у меня отсосал». «Да ладно тебе, Гидж, – отвечал я голосом Джеймса Даррена под унылый средний план, – он у меня твердый, как утес, и никто нас не видит». Закончилось все тем, что мы катались по дивану и хохотали до боли в животах. Я уже не помнил, когда последний раз так веселился – по-глупому и от всей души.
Во многом вечер был просто замечательным. Совсем как в те времена, когда мы с Черил были вместе, и тоже дурачились и хохотали – однако ни разу за все это время я не вспомнил о Черил, и вечер удался еще и поэтому. Здесь были только я и Шарлен – свободные от призраков, от тягостных раздумий, свободные от прошлого. Только она и я – в этой комнате, на этом диване, следы от «ремингтона» на сучковатых сосновых стенах, мягкий свет из-под янтарного абажура, тупой фильм по телеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112