Скорее всего, нас спасла только неожиданность. Они просто не могли поверить, что мы действительно пришли сюда, что нашлась настолько бестолковая белая парочка. А к тому времени, когда они готовы были полезть к нам, мы были уже далеко.
Но в конце концов за нами увязался форд-ривьера, из динамиков разносилось пение Лайонела Ричи.
– Далеко еще? – спросил я.
– Уже пришли, – она свернула за угол. И я. И «ривьера».
В конце короткого квартала возвышалось что-то вроде загадочной мавританской крепости с высокими стенами, фальшивыми минаретами по углам и толстыми арочными воротами – словно «шинное дерево» из двадцатых годов. Штукатурка на фасаде потрескалась, стены были исписаны и изрисованы из баллончиков.
– Что, здесь?! – спросил я.
– Ага, – Шарлен нажала кнопку интеркома на воротах.
Я оглянулся. «Ривьера» остановилась, сидевшие в ней рассматривали нас.
Из интеркома донесся женский голос:
– Надеюсь, у вас важное дело?
– Луиза? Это я.
Ворота, жужжа, открылись. «Ривьера» сдала задним ходом по подъездной дорожке и рванула прочь.
Снаружи особняк выглядел преднамеренно фальшивым. Садик же за стенами был безукоризненным – хотя утихший к этому времени ветер сделал свое дело и здесь. На дорожке валялись коричневатые ветки пальм, а листья их были сметены к мраморным ступеням, ведущим в сам дом – мечту об Али-Бабе магната джазовой эры. Шарлен указала путь – под центральным портиком, где красные и синие огни бросали похожие на ладони тени от листьев пальм на затейливые стенные изразцы.
Мы вошли в помещение наподобие большой пещеры, меблированной множеством персидских ковров, обитыми блестящей арабской тканью кушетками и десятками подушек. Здесь же стояли кальян и огромное медное блюдо, наполненное марихуаной. На широкоэкранном телевизоре крутилась реклама подержанных машин; усыпляющая песня Эла Грина доносилась откуда-то из глубины дома.
По плиткам пола простучали тонкие шпильки, и последовал выход на сцену Луизы Райт. Кроме туфель на каблуках, на ней было еще пикантное черное просвечивающее неглиже – и все; но фигура у нее была просто невероятная. Она словно сошла с тех старых плакатов «Frederick's of Hollywood» – высокие упругие груди, которые заканчивались острыми сосками, были просто головокружительны. Тонкая талия, ровные мускулистые коричневые ноги, достаточно сильные, чтобы одним рывком сломать шею Редьярду Киплингу. А из темной промежности шел влажный мускусный запах, смешивавшийся с острым «конголезским» ароматом духов.
Она вошла широкими шагами, но увидев, в каком состоянии Шарлен, резко остановилась. Безукоризненные черты эбонитового лица перекосились в гримасе:
– Вот блин; что, опять? – произнесла она с мягким тягучим миссисипским выговором.
– Все кончено, – ответила Шарлен. – Сегодня вечером я застрелила его. Он мертв.
Луиза и глазом не моргнула. Вместо этого она стряхнула пепел со своей сигареты «Шерман».
– Свой следующий концерт я посвящу его памяти, – сообщила она, словно прислушиваясь к собственным словам. – Спою «Прилив волны огня» а капелла.
– Ох, Луиза!..
Женщины обнялись. Луиза бормотала что-то успокаивающее, а Шарлен в охватившем ее порыве рассказывала подруге обо всем случившемся – о пожаре, о двери-решетке, о том, как я примчался, чтобы спасти ее. Луиза оценивающе глянула на меня поверх плеча Шарлен.
– А мне объятия не полагаются? – уточнил я.
Луиза шагнула поближе и осмотрела меня с головы до ног, даже не пытаясь изображать, что смотрит мне в лицо.
– Шарлен, что это за тип? – язвительно поинтересовалась она. Она прекрасно знала, кто я такой. – И чего это он весь потом провонял? – она сунула палец за влажный пояс моих жокейских шортов, оставшихся теперь неприкрытыми. – Аж до трусов взмок.
– Э-э, крошка, – я отвел ее палец, – если б ты вылетела не на ту полосу на четыреста пятой магистрали, от твоих трусов не только потом воняло бы.
– Я не ношу трусов, – протянула она.
– Да, я уже заметил.
– Не сомневаюсь в этом, – она уставилась в пространство, выдыхая дым через широкие ноздри.
Я вздохнул:
– Я мог бы принять душ.
– Сам предложил. До конца холла и налево. Грязную одежду оставь у двери. Я пошлю кого-нибудь из прислуги забрать ее.
– Спасибо, – ответил я и пошел куда сказали.
По пути в душ я прошел мимо спальни Луизы. На кровати с балдахином лежал голый парень, курил, прищелкивал пальцами и подпевал играющей на стерео «Wang Dang Doodle».
Лет двадцати, с грязными светлыми волосами, татуировки на бицепсах и самый здоровенный похабно торчащий член, какой я когда-либо видел. Парень пялился в потолок, погрузившись в песню, и даже не заметил, как я прошел мимо двери.
Я нашел ванную, стянул шорты и бросил их у двери.
Стоя под душем, я заново прокрутил в голове драку на встрече выпускников. Шарлен была права – все начал Билл, это он к ней пристал. Когда пистолет выпал, он кинулся к нему. И если бы Шарлен не бросилась на Билла, он застрелил бы меня, в этом я не сомневался. А если бы я не сгреб его снова, он мог выстрелить в нее. Так все и было; он был слишком близко к тому, чтобы вышибить мне мозги. Именно это он и намеревался сделать, когда нажал на спусковой крючок, вот только случайно выстрелил в себя.
Так-то так; но как это увидели мои бывшие одноклассники? Было ли им ясно, что он собирается застрелить Шарлен? Или казалось, что он просто держит ее под прицелом? Они поняли, что он приставал к ней, или заметили только, что я ударил его, несомненно, затевая драку? Наверняка они видели, что это был мой пистолет. Но разглядели ли они, что он собирался застрелить меня из него? И жалели ли, что у него это не вышло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112