Чувырла ныла, потом гордо фыркала, потом грозила — вот ведь сучка, но непреклонный Малючков прямо-таки вытолкал ее взашей:
(— чтоб тебе маньяк в подъезде попался! будет на полоски-ломтики кромсать, а я даже не выйду!)
К сожалению, маньяков в подъезде не оказалось — наверное, уже все спали. Так и не раздеваясь, опер прилег на «брачное» ложе, но Морфей его не жаловал — заставлял ворочаться и злиться. И еще комар под ухом пищал, словно издевался, падла:
(— не такой уж ты крутой кобелек, не такой уж крутой.)
А утром по всем каналам отечественного телевидения начали крутить Лебединое озеро, балет такой очень известный. Теперь-то мы хорошо знаем, что это зрелище предшествовало информации о создании ГКЧП, но не выспавшийся и абсолютно неудовлетворенный Малючков об этом и не догадывался. Казалось, и ЦТ всячески издевается над ним — гадость какую-то показывает. Чайковский, он же голубой, он же под статью попадает!
Малючков плюнул и в сердцах, и на вьетнамский ковер, и позвонил на работу, узнать, не хватилось ли его начальство, не трезвонила ли ревнивая жена, не случилось ли каких особых происшествий — хоть чем-то отвлечься.
Трубку снял неожиданно активный Грищук. Обычно по утрам напоминающий вареный бычий хвост, по остроумному замечанию одного из сослуживцев, и еле тянущий слова, сейчас он просто тигром набросился на Малючкова:
— Куда ты запропастился, черт побери! Все утро к себе домой трезвоню, оглох, что ли?
— Слушай, чего это ты раздухарился? Я телефон отключил — а что, Кремль взорвали?
— Пока нет, но могут. Пока ты развлекаешься, в стране такие дела творятся! В общем, вылезай из койки, отправляй бабу домой и гони сюда. Можешь даже не убираться, только дверь не забудь запереть.
Напоминание о бабе, так и не побывавшей в его койке, подействовало на опера угнетающе.
— Никуда я не поеду — болею. Расстройство желудка. И потом, с какой это стати? У меня же выходной!
— У меня тоже. Но выходные отменены.
— Как так?
— А так! Ты что, не знаешь или притворяешься?
— Не знаю чего?
— Да или переворот, или отставка Горбачева, или еще что-то. В городе танки, чрезвычайное положение. Ввели комендантский час и всех нас вечером отправляют в наряд задерживать нарушителей.
— Грищук, ты уже на работе пьянствуешь! Какой переворот, какой комендантский час?!
— Никто не пьянствует. Не веришь — включи телик.
— Уже давно выключил, так кроме дурацкого балета ничего не показывают.
— Включи прямо сейчас. У нас все отделение смотрит, даже клиенты из обезьянника.
Чертыхаясь, опер послушался совета. Грищук действительно не шутил и не дурковал.
Надоевший балет сменила известная группа лиц, с чувством и толком рассказывающая о происках врагов социализма и необходимости чрезвычайного положения для нейтрализации преступных элементов. Потом гурьбой последовали выступления рабочих, колхозников и самых лучших представителей трудовой интеллигенции с полным одобрением действий ГКЧПистов.
Так встретил утро 19 августа опер Малючков.
ЕЩЕ ОДНА ЖЕРТВА
— Чем за прозрение могу я заплатить?
— Безумием своим.
И если скажет смерть: Тебе пора
Не надо ныть: Твои часы спешат

Василь возвращался с прогулки, трезвый, как стеклышко и очень злой. Глупый у нас все-таки народ, просто глупейший. Нет бы дружно поддержать ГКЧП, попытаться вернуться в те славные времена, когда он успешно, торговал дефицитными абонементами. Как все душевно было, по-братски, по-честному. Так нет, бунтуют бестолковые людишки, орут, как ненормальные:
— Ельцин, Ельцин. ГКЧПистов под суд!
Медлит и армия, и КГБ, и милиция — вся власть в их руках, вся силища, а они медлят. Это-то куда годится?! А вот он, обычный советский Василь, хотя никуда и не спешит, уже успел принять на грудь пузырь Московской, а еще один припас на вечер. За упокой Ганинской души пригубит и колбаской закушает.
Военная техника, между тем, перебазировалась чуть поодаль, на соседнюю улицу. Там же нервно прохаживался и его вчерашний белобрысый собеседник, недовольно покрикивающий на мелкого чучмека, словно вчера лишь с гор спустившегося:
— Я же сказал по-русски, номер на башне протереть. Татарскому еще не научился. Давай, дуй за водой.
Василь подошел к пареньку и немного подождал, пока тот не повернется в его сторону:
— Здорово, командир!
— Здорово, коль не шутишь.
— Да уж не до шуток… Вот ты как думаешь, победят нас эти буржуи, эти вихри враждебные?
— Если так и будем стоять, наверняка победят…
— Ну и что делать?
— А что прикажут, то делать.
— А что слышно?
— Да ничего не слышно.
— Понятно. На попятную идут, жопы берегут.
— Во-во, жопы…
Раздосадованный Василь подошел чуть ближе, криво подмигнул и показал Витьку горлышко бутылки, спрятанной во внутреннем кармане пиджака:
— Выпить хочешь?
Витя почесал в затылке, а пока он чесался, на Василя коршуном накинулся неугомонный Голос:
(— ты что надумал?! разве все закончено???! нет, все только начинается, уже бутылку выжрал и все мало! опять кого-нибудь убить хочешь?! а ну марш читать молитву!)
Не в силах ослушаться, Василь извлек бутылку из кармана, сунул ее в руки ошалевшему солдатику и поспешил к люку, бросив напоследок:
— Нет, сейчас я пить не могу. Оставь себе, если победим гадов, тогда и будет повод.
Витя только пожал плечами и полез в танк, прятать зажигательный снаряд в укромном месте. Авось и пригодится, воды напиться.
Довольный, что быстро умиротворил и утихомирил Голос, хотя и дорогой ценой, Василь .остановился перед люком. Уже собирался достать ключ, да заметил, что замок сбит, а крышка слегка отодвинута вбок:
(— солдатики поработали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138