ведь хлеб-то действительно нужен! Вроде бы ты выполняешь свой долг, и если подходить с точки зрения формальной, ты прав, но ведь дело-то не в этом, — истощится земля, и будущим твоим собратьям она не сможет дать столько хлеба, сколько им нужно.
Так и в любом деле: малая ответственность за себя, за данное, конкретное, часто не совпадает с ответственностью большой, общечеловеческой. И поэтому формально, на первый взгляд, человек может быть неправ, а на самом деле—прав. Происходит это, конечно, от неорганизованности, а порой и недальновидности. И вот поэтому-то мы думаем: Батенчук, или Галкин, или Ладейщиков — не Илиевский, нет! Но условия, в которых они живут, работают, у них общие, и благодаря им, этим условиям, в Мирном Батенчук, Галкин и Ладейщиков вынуждены порой уподобляться Илиевскому, потому что ответственность за малое, за частное как бы закрывает на время перспективу, ответственность за большее. (А ведь мы «за все в ответе на земле».) Условия такие создаются обычно в начальном периоде строек. Разница лишь в том, что в Мирном начало чересчур затянулось.
И вот наконец мы добились приема у Тихонова. Именно «приема», потому что это напоминало встречу дипломатов разных государств, не враждующих меж собой, но и не дружественных, так — нейтральных... Секретарша указала нам на вешалку:
— Раздевайтесь и проходите. Виктор Илларионович вас ждет... Нет, нет! Сюда не вешайте, вот сюда...
Кабинет Тихонова резко отличался от батенчукско-го. Два стола из полированной карельской березы, стоящие поврозь на легких изогнутых ножках. Маслянисто-глянцевый селектор и несколько телефонов. Во весь простор комнаты — узорчатый, мягкий, как таежный мох, ковер, на который даже ступить было
страшно.
— Пока мы не кончим разговор, не пускать никого,— строго приказал Тихонов секретарше. Та покорно кивнула головой, и мы невольно прониклись чувством важности происходящего. Впрочем, поначалу мы задавали самые незначащие для себя вопросы, ответы на которые знали заранее.
— Как с планом добычи, Виктор Илларионович?
— Пока неважно, но думаем выполнить. Принимаем все меры, чтобы продлить промывочный сезон на месяц-полтора, благо осень нас в этом году балует.
— А в чем дело?
— Видите ли, в связи с освоением нового месторождения— Айхала план нам резко увеличили. Фабрику на Айхале мы построили, это был героический подвиг всего коллектива треста; заметьте: треста, потому что все там мы строили собственными силами. Но подвели нас драги: целое лето они работали непроизводительно,—новое дело никогда без трудностей не обходится...
Мы сидели за разными столами. Тихонов говорил, опустив седую, но все еще с пышной шевелюрой голову, почти не поднимая на нас глаза; говорил неторопливо, веско, осторожно выбирая слова, словно читал лекцию или делал доклад на коллегии министерства. Одет он был в безукоризненно сшитый костюм и простую неяркую рубашку—-это сейчас в моде. Сидел он прямо, разглядывая собственные руки, лежавшие на столе, и только руки эти, громадные, узловатые, да, пожалуй, еще лицо; обветренное, кирпично-красного цвета, никак не вязались с одеждой и позой Тихонова, спокойно-величавой, и тоном, подчеркнуто официальным. И подумалось: во внешности Виктора Илларионовича столько же противоречий, сколько и в судьбе. Был он когда-то главным инженером того самого института «Цветметпроект», в Москве. Потом — несколько лет за границей — начальником строительства каких-то горнодобывающих предприятий в Монголии, в Индии, позже восстанавливал крупный комбинат во Вьетнаме. Оттуда-то и отозвали его в Мирный. Представляете? Тропики, теплые моря, а ровно через пять дней— такой срок дали ему на сборы — Якутия, снега по колено, шестидесятиградусный мороз... Но самый резкий контраст в другом. Помнится, полтора года назад Тихонов, осунувшийся, нервный, весь какой-то из углов, говорил одному из нас: «Там мне достаточно было слово сказать,— одно слово! — и через пять минут оно уже становилось делом. Дисциплина! Исполнительность! А здесь? Да здесь каждого носом надо тыкать в собственное дерьмо, чтобы он его за собой убрал!.. Я же здесь в первые месяцы все зубы потерял, вот, смотрите»,— и он пальцами раздвигал
губы, показывая голые красные десны... Теперь у Виктора Илларионовича зубы были золотые.
— Виктор Илларионович, видимо, на выполнении плана сказалось и то, что с опозданием ввели в строй пятую фабрику в Мирном?
— Несомненно. Но ведь тут не наша беда: заводы-поставщики опоздали с нужными материалами.
— И только в этом причина?
— Да.
Нам хотелось напомнить: несколько месяцев назад он был совсем другого мнения. Пятую фабрику монтировала бригада Михаила Орлова, нашего старого знакомца. И вот, листая несколько дней назад подшивку местной газеты, мы столкнулись с двумя любопытными материалами. Первый — открытое письмо орловцев начальнику треста «Якуталмаз» В. И. Тихонову. Второй — ответ Тихонова на это письмо. Орловцы писали о том, что они больше стоят, чем работают, нет нужных проектов, материалов, инструментов, не хватает транспорта. Тихонов отвечал: все есть —орловцы ошибаются. Есть проекты, материалы, оборудование, транспорт — все есть. Дело лишь в нераспорядительности, неразворотливости отдела капитального строительства треста и его начальника Прудникова. Вопрос этот, дескать, обсуждался на специальном совещании, и теперь дела на фабрике наладятся...
Вчера мы встречались с Орловым, и на вопрос: «Изменилось ли что-либо на строительстве после тех писем?» — он ответил:
— А-а! Одна шарага. Загорали целыми днями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33