на всякий случай, вдруг понадобятся. Простои техники были громадны! И хуже того, надо ведь было и зарплату платить рабочим, а если бульдозерист, к примеру, простоял три четверти дня? Как платить ему? По выработке? Так он тогда на следующий же день уйдет на другой участок. И вот поэтому-то процветали на стройках всяческие «намазки», «нашлепки», «приписки», и как только их еще не называли! Иной раз диву даешься: экскаваторщик заработал в месяц девять тысяч рублей, ну прямо как министр! Почему? Может быть, он какое-то коренное усовершенствование в машину внес, и тогда ему надо если уж не звезду Героя, то во всяком случае орден дать? Да нет, оказывается, за весь-то месяц он прорыл канавку длиной метров в пятнадцать, не выполнил даже норму выработки, но канавка эта до зарезу нужна была какому-то начальнику участка, вот тот и «рисовал» в нарядах, что только в голову взбредет!
Батенчук решил так: все механизмы собрать в одном управлении, по заявкам распределять их строителям, а выработку механизаторов контролировать самому управлению. Если кто-либо в заявке потребует техники больше надобности и не сумеет ее использовать производительно, за простой — штраф. Казалось бы, мысль простая и абсолютно верная, но, бог мой, какую борьбу пришлось выдержать Батен-чуку! Ведь в первые месяцы штрафы выросли до астрономических размеров. Какой уж тут хозрасчет! И поднялось: «Батенчук срывает строительство!.. Батенчук один хочет чистеньким выглядеть!.. Простои техни-
ки на строительстве неизбежны, это не заводское производство!.. Батенчук рабочий класс прижимает!..» Евгений Никанорович стоял на своем.Приехал разбираться начальник главка и тоже восстал против батенчуковского новшества. Ту же позицию занял и парторг строительства.
Евгений Никанорович не сдавался.Тогда начальник главка собрал совещание всех механизаторов, забыл только пригласить... самого Батенчука.И вот— сцена.Совершенно случайно зашел Евгений Никанорович в партком. Открывает дверь, видит: сидят чуть не все его рабочие, а парторг — сейчас не стоит называть его фамилии, в общем-то это был хороший парторг — держит речь:
— Вы всем коллективом должны настоять: надо вернуться к старому порядку использования механизмов, ликвидировать ваше управление! Факты налицо, стройку лихорадит, да вы и сами потеряли в заработке...
И тут начальник главка, сидевший во главе стола, заметил Батенчука; смутившись, проговорил:
— Евгений Никанорович... вот и вы, наконец-то! Проходите, садитесь.
Батенчук, не торопясь, обвел взглядом собрание, шагнул к столу.
— На этой тайной вечере я сидеть не буду, но скажу одно: если вы разгоните управление, я завтра же напишу письмо в ЦК.
— Это вам не поможет! Вас не послушают! — крикнул начальник главка.
— Послушают. Я человек маленький, меня послушают, а вас — нет... Письмо будет о том, что начальник главка — консерватор, а парторг строительства поддерживает его да плюс к тому играет на низменных чувствах рабочих, развращает их. Послушают!.. — Он повернулся и вышел, не слушая, что там кричит ему начальник главка...
Кончилась эта история тем, что на Иркутской ГЭС техника стала использоваться чуть не на все сто процентов, количество приписок резко упало, а вскоре министром строительства электростанций был издан приказ, в котором отмечалась инициатива иркутян и предписывалось создать управления механизации на всех гидростройках Союза.
За Иркутскую ГЭС Батенчук был награжден орденом, и имя его вместе с именами других лучших строителей золотыми буквами выгравировали на здании гидростанции.Пробило семь, а Батенчука все не было. «Человек он увлекающийся, может, и еще часа два не появится»,—грешили мы и пошли в свою «гостиницу». Но едва пришли туда, как раздался телефонный звонок. Звонил Батенчук (каким-то образом он сам разузнал, где мы живем).
— Прошу прощения, но задержало меня срочное дело. Если вы свободны, приходите. Я у себя.
...В его кабинете было три человека, незнакомых нам.
— Можно, Евгений Никанорович?
— Проходите. Здесь секретов нет,—он встал навстречу. Внешне Батенчук совсем непохож на начальника строительства: измятый простенький пиджак, яловые сапоги, да и весь он — громадный, лысоватый, с широким обветренным лицом, хитрым прищуром веселых глаз, могучими красными руками — скорее напоминал работягу плотника, ну в крайнем случае — рядового мастера. Почему-то мы вспомнили, что во время войны Батенчук несколько лет пробыл в плену, в концлагере.— Садитесь. Сейчас я кончу с товарищами, а потом с вами займемся...
Как мы поняли из разговора, эти трое были руководителями дорожно-строительного отряда, который пробился от Мухтуи в Мирный, а теперь шел дальше, к створу Вилюйской ГЭС. Дорожники просили отдать им два бака на новой бензобазе строителей, им некуда сливать горючее на зиму.
— Нам самим емкостей ну никак не хватает! — отвечал Батенчук.— Ведь вы же знаете, в Мухтуе все баки Тихонов себе забрал. Строили мы, вроде бы по-соседски пополам поделить должны, а он... Мы уж решили отгородить там затон, и если речники не поставят в нем па отстой баржи с горючим, тогда, знаете, есть такие громадные мешки, плавучие, из синтетики,— вот на них вся надежда.
Дорожники ответили, что им такая штука не под силу, и что, если не будет у них горючего, план по дороге провалится, а дорога ведь самим строителям нужна. Батенчук на секунду задумался, потом, лукаво изогнув белесую бровь, проговорил горячо:
— Хорошо! Горючее ваше мы зальем к себе. Но тогда одно условие: к весне вы должны пройти до створа с пионерной дорогой, хотя бы на одну треть сделать покрытие по всей трассе, чтобы в распутицу
мы могли попадать на створ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33