Уши
отсутствовали, вместо глаз узкие прорези с чем-то мутным, вроде бельма, вм
есто зрачков. Кисти верхних конечностей (рук) согнуты вовнутрь. Рост, прав
да, далеко не обезьяний Ц около трех метров.
Существо опустилось на четвереньки и, издавая рычание, двинулось на ребя
т. Тех, естественно, как ветром сдуло. Бежали, не чувствуя ног, слыша за спин
ой приближавшийся хрип и топот преследователя. Неизвестно, какой бы была
развязка, не появись на дороге Бочкарев-старший. Ничего не понимая, тот в
се же не растерялся и сигналом мотоцикла попытался напугать огромную об
езьяну. Эффект возымел должное действие Ц она не замедлила скрыться в к
амышах. После этого Бочкарев-старший отвез перепуганных ребят в сторожк
у-вагончик, находившийся неподалеку, а сам, захватив с собой сторожа, уеха
л за брошенной люлькой. Не прошло и получаса, как Бочкарев-младший замети
л из окна огромную тень на земле у вагончика. Секунда понадобилась на то, ч
тобы запереть дверь на защелку. В следующее мгновение стены уже содрогал
ись от мощных ударов извне, заглушаемых хриплым ревом. Это продолжалось
минут пятнадцать. Неизвестный даже пытался опрокинуть вагончик, начав е
го интенсивно раскачивать (что обыкновенному человеку не под силу). Появ
ившиеся мотоциклисты вновь заставили неизвестного скрыться. Теперь уж
е насовсем….
"Я демобилизовался из полка морской авиации в самое смешное хрущевское в
ремя, когда «урезали» крестьянские хозяйства, когда, чтобы держать «урез
анное» личное подворье, приходилось «для себя» косить сено по ночам, а де
нь махать косой на колхоз. Так было. Для своей буренки косил по ночам и я. Пр
ичем надо было забиться в дикую глушь, подальше от дорог, чтобы начальств
о не увидело тебя на тайном покосе.
Так вот, для «личного покоса» я в июле 1960 года как раз и забился в такую глуш
ь. Это урочище почемуто Сдохловкой в нашей деревне называлось. Приглядел
отличный покос на краю этой самой Сдохловки, непролазные чащобы с болот
ом где-то внутри нее, и стал приезжать сюда по ночам верхом на лошади с кол
хозного покоса, на котором мы вкалывали неделями безвыездно. Страшноват
о было одному, и я обычно брал с собой своего кобеля-волкодава и двустволк
у. На всякий случай: у нас ведь и с мишкой в любой момент можно нос к носу сто
лкнуться.
Косил без помех две ночи, проходя прокосы правым плечом к болоту.
Приехал на третью ночь. Луна как прожектор. Привязал лошадь к березе на дл
инный повод, повесил на сучок ружье Ц заряженное. Развел костерок-дымок
ур, покурил и врезался в разнотравье с мыслью докосить к утру до самого за
крайка чащобника. Немного оставалось. Машу косой, все забыв. Кобель мой ул
егся рядом с костерком, конь напитался и, смотрю, тоже к дыму поближе подош
ел. Дремлет стоя.
Уже почти развиднелось. С болота потянуло туманом. Я остановился, встрях
нул плечами и полез в кармашек куртки за сигаретой. До закрайка чащобник
а оставалось метров, может быть, пятнадцать, не больше.
Я вытащил сигарету, стал прикуривать, чуть склонившись к огоньку спички,
и вдруг всей кожей почувствовал, что кто-то пристально смотрит на меня сп
рава из кустов. Я невольно замер, оцепенел. Всего сжало. Такого со мной ник
огда не было. Хотел шагнуть к костерку и не мог. Сковало до спазм в горле. Не
помню, дышал я или нет. Глаза, кажется, поворачивались, но шея не поворачив
алась. Как парализовало. Я из-подо лба видел, что в кусте ракитника кто-то е
сть. Стоит и смотрит Ц пристально и леденяще. Потом вдруг разом «отдало»,
как говорят у нас в Сибири. Я рванулся к ружью, не помню, как сдернул его с су
чка и дуплетом бабахнул в чертов куст. Что-то реготнуло оттуда, потом отпр
януло к болоту, короткий топот, потом длинный хлюпающий всплеск и Ц тиши
на.
Я судорожно перезарядил двустволку и бабахнул туда же еще раз. Стоял, нат
янувшись в ту сторону, и вдруг почувствовал, как дергается кожа на лице. Ко
бель тихо скулил и полз ко мне. Этого с ним никогда не было. Конь утробно рж
ал и рвал привязь. Я опомнился. Перезарядил двустволку, набросил ремень н
а плечо, огладил коня, чтоб он успокоился, потом коекак прикурил уже другу
ю сигарету. Когда курил, прыгали губы. Показалось, что волосы под кепкой ст
оят дыбом. Отвязал коня, смотал на руку привязь, вскочил на своего Цыгана (
так звали коня), и он понес меня к становищу колхозного покоса.
Мужиков, которые косили «для себя» по ночам, как и я, еще не было. Потом стал
и подъезжать один за другим. Почти каждый спрашивал: «Кто стрелял?» Призн
ался: я стрелял. «В кого?» Ц «Сам не знаю». Ц «Не свисти. Никак сохаря улож
ил. Два раза дуплетом по зайцу не бьют. Признавайся». Признаваться было не
в чем. Заспорили. Решили проверить днем. В обед поехали верхами. Облазили в
есь мой покос, прочесали чащобу Ц никакого следа: ни медвежьего, ни сохат
иного. В кусте, по которому я дважды сдуплетил, трава была примята: кто-то с
тоял. От этого места к топи трава смята пунктирно: кто-то убегал скачками.
Дальше Ц гиблая топь. Знал каждый, что сохатый проходит и топь. Пошли на д
ругой берег болота. Облазили вокруг, но выходного следа предполагаемого
сохатого нигде не нашли.
Некоторые мужики упирали на то, что я смертельно ранил сохатого и он утон
ул в гибляке Ц болотном бучиле. Но ведь рана дает обильную кровь, лось ост
авил бы и лосиные следы на закрайке болота. А следов не было, только примят
ая трава. Не было и крови. Значит, я не попал в того, кто подсматривал за мной
из куста ракитника. Загадка.
Спустя несколько дней, парясь с дедом в бане, я рассказал ему обо всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154