у воеводы-де руки коротки тягать п
ромышленных купцов в воеводскую канцелярию, такого-де закона нет, а есть
закон тягать оных фабрикантов в мануфактур-коллегию. И по сему-де уходит
е прочь, иначе псов спущу, работных людей скличу, худо будет! И, шумя так, два
выстрела из пистоли в воздух дал. Какое изволишь, воевода государь, распо
ряженье учинить?
И подьячий поклонился воеводе. Тот, лежа на кровати, помедлил, поохал и сла
бым голосом сказал:
Ч Для ради того, как я сей день причащался, а вчерась каялся в грехах само
му Христу, кой заповедал нам прощать врагам своим, я данной мне от великой
государыни властью того винного предо мной купца Твердозадова на сей ра
з прощаю. Объяви сие.
Ч А как прикажешь…
Ч А того смерда Ивашку, дав ему острастки ради двадцать пять горячих лоз
, отпустить домой, мерзавца, с миром.
Когда подьячий на цыпочках вышел, воевода, устремив глаза к образу с ламп
адкой, переживал в душе светлые минуты христианской добродетели: обидчи
ка простил, парня наказал слегка рукой отеческой и отпустил домой.
Ч Зарежу воеводу, зарежу воеводу… Вот подохнуть, зарежу, Ч с остервенен
ием бубнил измордованный Ивашка себе под нос, уходя с воеводского двора.


4

Наступили рождественские праздники. Все учреждения Ч воеводская канц
елярия, суд, земская изба Ч закрыты на две недели. По старинному обычаю от
ворились двери тюрьмы, колодники были распущены по домам на подписку и п
оруки. В неволе остались на праздник только те, которых надлежало держат
ь «неисходно без выпуску».
Загудели колокола, праздичный народ валом повалил в церкви. Затем пошло
исстари установленное обжорство, пьянство, плясы. Иные опивались насмер
ть или в пьяном виде замерзали под забором. По улицам в вечернюю пору разъ
езжали, шлялись ряженые.
У воеводы, бургомистра, ратмана, именитого купечества шли шумные пиры. По
двыпив, иногда на пирах дрались, вырывали друг другу бороды, били посуду.

Воевода за святки допился до чертиков, его дважды отливали водой, цырюль
ник пускал кровь ему.
А в день Крещенья, после водосвятия на Волге, как ушел крестный ход, многие
стали купаться в иорданской проруби. Поохотился и воевода очистить в св
ятой воде тяжкие прегрешения свои. Он подкатил в расписных санях с ковра
ми. Жена плакала, вопила: «Не пущайте его, люди добрые, не пущайте: он не в се
бе, утонет!» Воевода рванулся от жены, сбросил шубу на руки рассыльного, сб
росил валенки, длинную фланелевую рубаху (больше ничего на нем не было), пе
рекрестился и, загоготав, скакнул, как грузный морж, в прорубь. Зеленая вод
а взбулькнула, волной выплеснулась на сизый лед.
Праздничная толпа зевак захохотала. Выкрикивала:
Ч Эй, Таракан! Воевода! Город горит!
Ч Воевода! Тараканы ползут!..
Ч Поджигай!..
Зажав ноздри и уши, воевода трижды с поспешностью погрузился в святую во
ду, выскочил, сунул ноги в валенки, накинул шубу, упал в сани:
Ч Погоняй!
Вдогонку хохот, свист, бегущая орава веселых ребятишек.
Ч Эй, Таракан, Таракан! Ч голосили мальчишки.
Ч Глянь, глянь, Таракан водку хлещет!
Воевода, злобно выкатывая бараньи глаза, грозил кулаком, ругался:
Ч Гей, стража! Дери их, чертенят, кнутом, Ч и тянул из фляги романею.
Давно было дело, а народ все еще не может забыть той смешной истории и до с
их пор зовет воеводу Тараканом. История же такова. Однажды в летнее время
по неосторожному обращению с огнем просвирни Феклы Ларионовой сгорело
почти полгорода. После пожара к растерявшемуся воеводе валили кучами ра
зные советчики: старушонки, посадские люди, ворожейники, духовенство, хр
иста-ради юродивые, закоренелые старообрядцы, прорицатели и, предсказыв
ая второй пожар горше первого, давали воеводе разные суеверные советы, о
дин глупей другого. Воевода сшибся с панталыку, а как не густ был разумом,
то, избегая брать на себя ответственность, решил подать в Санкт-Петербур
г запросную бумагу.

«Рапорт воеводской канцеля
рии Сенату.
Сего Мая 20 числа на память мученика Фалалея, волею божией половина богосп
асаемого града выгорело дотла и с пожитками. А из достальной половины гр
ада даже неудержимо ползут тараканы в поле. И, видно, быть и на сию половин
у города гневу божию. И долго ль, коротко ль, а и оной половине города горет
ь, что и от старых людей примечено. Того ради Правительствующему Сенату п
редставляю, не благоугодно ли будет градожителям пожитки свои выбрать, а
оставшуюся половину запалить, дабы не загорелся город не вовремя и пожи
тки бы все не пожрал пламень».

Этот рапорт в виде курьеза был доложен государыне.
Прочтя оный, Екатерина Алексеевна грустно улыбнулась, потом рассмеялас
ь, потом стала хохотать. Засим помрачнела, изволила взять в ручку каранда
шик золотой и, поджав губы и сделав ямки на щеках, положила резолюцию:

«Половина города сгорела, ве
леть жителям строиться. А впредь тебе, воеводе, не врать и другой половины
города не зажигать. Тараканам и старым людям не верить, а дожидаться воли
божией».

Так и пошло с тех нор воеводе прозвище Ч Таракан да Таракан.
Святки в городе, слава богу, завершились. Без душевного, без телесного пов
реждения остались во Ржеве-городе немногие. В их числе был и знаменитый с
амоучка Терентий Иванович Волосков. В первый день Рождества, по своему п
очетному положению, принимал у себя поздравителей, сам ездил с поздравко
й, но пил сдержанно, да и то самое слабое вино. На второй день накатилась на
него от непривычного безделья зеленая скучища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31