Она?!
Я почувствовала, как гнев оставляет мое тело, а кровь отливает от лица, Я мысленно хлопнула себя по голове: знакомая черта в генетической окраске Чандры – это ее пол. Женский.
Да, поистине один из черных дней.
– Я поведу.
Чандра распахнула дверь.
– Ну, так говорить не стоило, – произнес Уоррен, пока Чандра обходила машину.
– Чандра терпеть не может, когда ее принимают за мужчину, – объяснил Грегор, открывая дверь со стороны водителя, но в глазах его был смех. И я поняла, что не первая допустила такую оплошность. К несчастью, я также знаю женщин. Они редко такое прощают. А Чандра не кажется вообще способной на прощение.
– Не ждите меня, ребята, – сказал Грегор, выходя из машины.
– Потони, если задержишься, – попросил его Уоррен.
– Хорошо.
Чандра захлопнула дверь и тронула машину.
– Черт побери, – услышала я шепот Феликса.
– Ты пристегнулась? – спросил Уоррен.
Машина развернулась, шины завизжали, заскрипели, прежде чем нашли опору на гравии, и машина рванулась. Меня вдавило в спинку; я смотрела вперед, но в зеркале заднего обзора видела, как быстро уменьшается фигура Грегора. Однако сплошная бетонная стена высотой в двенадцать футов перед нами казалась более важным обстоятельством.
– Женщины водители… – устало начал Уоррен. «Может, машина умеет летать, – подумала я, видя, как неуклонно приближается стена. – Или стена разойдется или исчезнет, словно ее и не было». Но тут Уоррен рядом со мной весь подобрался, и я поняла, что стена никуда не денется.
Мы ударились о нее на скорости в шестьдесят пять миль в час. Меня бросило вперед, и гневный скрежет металла при соприкосновении с бетоном добавился к запаху от горелой резины в пыльном воздухе. Бока автомобиля задевали за что-то, кирпичи падали на его крышу, и он остановился так же резко, как любая нормальная машина. Однако когда я открыла глаза, корпус машины был невредим.
– Ненавижу эту часть, – заметил Уоррен, отстегиваясь. Я поднесла ладонь ко рту и обнаружила свежую кровь. – Что это было?
– Что именно? – осведомился Уоррен. – Ты думала, переход в другую реальность – это просто?
– Привыкнешь. – Феликс, улыбаясь, открывал дверь. – Помогает, если вначале выпьешь коктейль.
– Ты имеешь в виду, что мне придется это делать снова?
Чандра усмехнулась мне в лицо в зеркале.
– Добро пожаловать в наш мир, – изрекла она, покидая машину.
«Сука», – подумала я, глядя, как она уходит, пробираясь через обломки.
– Пойдем. – Уоррен поманил меня.
Я вздохнула, покачала головой и направилась за ним в его мир.
Я выходила из такси так, как другие склонные к приключениям люди некогда ступили на Лупу. Небольшой осторожный шаг, за ним другой; гравий, обломки кирпичей и стекла хрустят под ногами. Мы как будто находимся на заваленном обломками дворе; повсюду торчат под неожиданными углами куски металла и останки стены с мотками колючей проволоки. Я оглянулась, пытаясь увидеть в проломе стены Грегора, но вся пыль, поднятая ударом пашей машины о стену, устремилась в этот пролом, как дым в трубу камина; каким-то образом она слипалась, становилась густой и прочной; она колебалась, как бетон.
Остальные были передо мной, они шли цепочкой, и хромота Уоррена стала заметней: ему здесь приходилось труднее всех. Я заторопилась за ним и тут же поняла, что обломки во дворе – совсем не куски металла, а остовы таких слов, как «Нормандия», «Фотомагазин» и «Кафе». Был здесь и огромный кактус с ободранной зеленой краской и отверстиями, из которых торчали облысевшие и сломанные отростки-шипы, и шестифутовый стакан мартини, по краям которого проходили стеклянные трубки. Акры разбитых неоновых ламп, флуоресцентной краски и исторических вывесок, которые украшали Лас-Вегас, когда им правили еще выходцы из Италии и вспышки неона заливали улицы с заката до рассвета.
– Где мы? – поинтересовалась я, разглядывая разбросанные буквы: еще можно было прочесть слово «Казино».
– Неоновое кладбище, – бросил через плечо Уоррен, пробираясь мимо вывесок «Ландмарк» и «Дюны». Каждая буква была больше него.
– Где умирают огни, – добавила Чандра, повернув ко мне лицо и ухмыльнувшись.
– Где отдыхает Свет, – поправил Феликс, неожиданно появившись за моей спиной. Он снова улыбнулся мне, и я была ему благодарна. – Самос близкое к дому место.
Мы вслед за Уорреном миновали лампу Аладдина и свернули влево у вывески «Тандерберд» – курсивом. Еще чуть-чуть, и мы оказались перед самым большим и кричащим экспонатом этого двора, – все еще величественным, хотя все украшавшие его лампы были разбиты или перегорели.
– Пришли, – объявил Уоррен.
Я в замешательстве уставилась вверх. «Серебряный башмачок»? В детстве, наряду с «Огненным домом» Фокси и стофутовым клоуном, который все еще возвышается перед «Циркус Циркусом», этот «Серебряный башмачок» был моей любимой неоновой вывеской. Подойдя ближе, я увидела, что лампы, некогда усеивавшие яркую вечернюю туфельку, давно исчезли, из отверстий торчали ржавые провода. Я удивилась, поняв, что она всего пятнадцати футов высотой – когда она вращалась над заведением, всегда казалась мне громадной, – но весит она не менее двух тонн. Все остальные обошли гигантскую туфлю и начали подниматься по ржавой лестнице, прикрепленной к ее каблуку.
Вначале я просто стояла и снизу вверх смотрела, как три супергероя становятся силуэтами на фойе убывающего вечернего света. Первой шла Чандра. Она не обращала внимания ни на меня, ни на остальных и, добравшись до верха, без всяких церемоний села и скользнула вниз, в большую, некогда украшенную лампами трубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134