Прежде чем стало известно о тебе, она была следующей в очереди на место Стрельца. Твое появление отбросило ее на своего рода ничейную территорию, и теперь ей нужно отыскивать себе новое место в отряде. Но вначале нужно дать ей возможность оплакать утраченное.
Я сделала примирительный жест.
– Послушайте, если ей так нужна эта честь, я могу уступить ей.
– Это невозможно, – произнесла Грета, качая головой, и пристально посмотрела на меня. – Линия твоего происхождения сильнее, и закон совершенно ясен. За пределы кровных линий мы выходим только в том случае, если уничтожен весь род. Твоя мать была одной из нас, – и комиксы предсказали твое появление. Прочти их, увидишь сама. Твой долг теперь – исполнить свое предназначение. Наш – показать тебе, как это сделать.
Мне хотелось ей поверить, но ее слова, их смысл с трудом проникали в мое мятущееся сознание. Падение в Туфельку, теплый чай в желудке, шок от повторного нападения Аякса – этого для меня слишком много. К счастью, Грета почувствовала это.
– Теперь поспи, – сказала она вставая. – Тебе нужно отдохнуть. Завтра осмотришься.
Она взяла у меня из рук чашку, а я откинулась на подушку и глубоко вздохнула. Грета уменьшила огонь лампы. 11тицы негромко чирикали, и запах роз окутал мое сознание. Я услышала негромкий щелчок замка. Но к этому времени моя голова была слишком тяжела, чтобы я смогла ее поднять, и я с радостью уплыла от мыслей о долге, о наследии, о женщинах, похожих на мужчин, уплыла в безопасность собственного сознания.
Эту ночь я спала так крепко и спокойно, как не спала с пробуждения в теле своей сестры, и, вероятно, это произошло из-за мягких слов Греты, ее чая и ощущения, что хотя но пути сюда я едва не поджарилась, здесь я нахожусь в относительной безопасности. Я знала, что видела сны, но в них не было смысла или воспоминаний: только постепенное выздоровление тела в долгие предполуночные часы и подавляющий аромат роз.
А потом я переползла во вторую половину этой ночи.
Я услышала их крики из своей комнаты в противоположном крыле здания; эти крики накладывались один на другой, как это происходило в реальности почти десять лет назад. Необычность того, что мама действительно возражает Ксавье, заставила меня на цыпочках пройти по коридору к их спальне, и особенный интерес я почувствовала, уловив, как они перебрасываются моим именем. Я прижалась к щели между дверью и стеной, стараясь не нажимать на дверь своим растущим животом.
– Я говорю о том, как ты на нее смотришь! – сказала моя мама. Ксавье попытался возразить, но Зоя холодно оборвала его: – Как будто она грязная изнутри! Как будто ей надо чего-то стыдиться!
Ксавье помолчал, прежде чем ответить:: – Она носит ребенка чудовища!
Я рукой закрыла рот, чтобы не вскрикнуть, и отступила в коридор, как – представила я себе – моя мать в спальне. Затем новым тоном Ксавье проронил:
– Что ж, какова мать, такова и дочь, я думаю.
Я услышала треск, с каким открытая ладонь ударяет но плоти, услышала удивленный возглас матери, и наступило долгое невыносимое молчание. Затем медленно, негромко, смертоносно…
– В моей дочери нет ничего плохого.
Она произнесла это так, словно я принадлежу ей одной. И хотя мне снова шестнадцать лет, во сне я знаю, что Ксавье не мой отец. Да и сам он в глубине души это знает.
– Зоя!
Его призыв заставил меня торопливо спрятаться в портике, примыкающем к коридору. Я едва успела это сделать, как появилась моя мать, и я видела, как она идет по коридору. Я видела ее новыми глазами. Словно повязки, которые ранее сняла с моих глаз Грета, на самом деле были шорами. Теперь без них в зачарованности сна я заметила не только слезы на лице матери, но и ее решимость, ее сжатые кулаки.
– Зоя! Ксавье последовал за ней. Он остановился в коридоре, давая мне возможность рассмотреть изумление и гнев на его всегда спокойном, невозмутимом лице. Та моя часть, которая сознавала, что все это сон, хотела рассмеяться. Я совершенно забыла об этом споре. На следующий день мама исчезла, и я всегда была сосредоточена на этом факте. Но теперь все приобретало смысл, и во сне я смеялась над замешательством Ксавье.
Он услышал меня.
Голова Ксавье словно была присоединена к шее на храповике, глаза, подобные двум лазерам, сосредоточенным на цели, отыскивали меня в полутьме. Я застыла, улыбка на моем лице исчезла: он опустил подбородок и приподнял верхнюю губу в усмешке. Этого я совсем не помнила.
– Думаешь, это весело, маленький Стрелец? – спросил он; голос был не его, более низкий, хриплый от возраста и силы. Он медленно повернулся лицом ко мне, и я отступила; мне мешал живот… хотя я все время знала, что это сон, – я больше не беременна. И вообще я в другом месте.
Но эти глаза оставались сосредоточенными на мне, они были холодней и темней, чем раньше, и они безжалостно следовали за моим паническим бегством. Я уползала, а он шел– за мной, каждый шаг становился шире и быстрей предыдущего, но тут я прижалась спиной к люку для белья, больше мне некуда было скрыться.
Я глубоко вдохнула, чтобы проснуться, потому что знала, что это нереально: так, как происходит сейчас во сие, в действительности никогда не было. Но тут жирная ладош, зажала мне рот, и я ощутила вкус крови: это я прикусила верхнюю губу. Я почувствовала себя, как бабочка, приколотая к лоске. Я сопротивлялась, махала руками и ногами, младенец начал биться у меня в животе, но голова моя оставалась неподвижной под его железной хваткой. Но вот рука переместилась, он поднял мне голову, заставляя смотреть ему в лицо.
Я помню в своем детстве одно особенно жаркое лето. Однажды я нашла убежище под гигантским перечным деревом, развела нависающие ветви и оказалась в сумеречном углублении, заполненном острым запахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134