Ненависть бурлила в нем. При свете пылающей шлюпки он бил противника сильно и исступленно, в то же время легко отражая все встречные удары, словно предвидя каждый из них заранее. Заметив, что Суткоум нашарил на песке осколок стеклянного фонаря, он с размаха пнул его ногою в запястье, и бесполезный осколок ударился о камни. Блэкторн наступал, шпион пятился от него, отбиваясь все слабее; лицо его было залито кровью.
Наконец медленно, словно в оцепенении, француз осел на песок.
Сжимая окровавленные кулаки, майор выпрямился и неожиданно заметил, что в руке у француза блеснул нож – он все-таки нашел его на песке. Блэкторн легко отскочил в сторону, и рука с оружием, выброшенная вперед, бессильно упала.
Все было кончено. Суткоум лежал на боку и дышал тяжело и неровно. Лицо его было наполовину скрыто в песке, глаза из-под распухших век глядели в ночное небо. Он улыбался. В небе ярко светили звезды, на востоке вставала луна. Распухшие губы шевельнулись и проговорили что-то едва слышно. «Хорошо умереть в такую ночь», – послышалось Блэкторну.
– Умереть сегодня не придется, – сказал он и уже шагнул вперед, чтобы наступить шпиону на запястье и отобрать нож, когда Суткоум неожиданно приподнялся на локтях и загнал острие себе в горло.
Нагнувшись, Блэкторн быстро перевернул его на спину и выхватил нож из раны, но дело было сделано. Французскому агенту оставалось жить не более двух минут.
Глаза умирающего следили за врагом, губы шевелились, но звука не было. Впрочем, майор и так знал, что он хотел сказать. «Vive l'Empereur!» Бонапартисты любили своего императора.
Майор сел на песок и избитыми в кровь пальцами обхватил себя за колени. Жизнь Суткоума кровавой струйкой вытекала из него на влажный песок.
14
На другой день, вернувшись из бесплодной поездки в Бат, Джулия вошла в свою комнату и обессиленно опустилась на кровать. Ее черная шляпка, которую она держала за ленты, свисала до самого пола, взгляд был прикован к полоске света, падавшего из окна между занавесками. В полоске медленно плыли золотистые пылинки. Джулия рассеянно взмахнула шляпкой, и пылинки заклубились и замельтешили перед ее глазами. В эту минуту она сама себе казалась такой же пылинкой. В ушах еще звучал сочувственный тон городского управляющего.
«Увы, в Бате сейчас мало что строится, – сокрушенно вздыхал агент по сдаче недвижимости внаем. – «На это нужны годы, мисс Вердель. – Нет никакой надежды на скорое решение вопроса».
Сэр Перран держался с нею безупречно. Всякий раз, когда ее глаза наполнялись слезами, он неизменно оказывался рядом и предлагал ей свою руку. Что бы она делала без него? Сегодня у него снова вырвалось, что, будь он моложе… Он снова не договорил до конца. Вероятно, он хотел сказать, что тогда он сделал бы ей предложение. Да, думала она, вот человек редкостной доброты, и не удивительно, что отец почитал его лучшим из своих друзей.
Но как быть дальше? Время идет, и с каждым днем положение делается все плачевнее.
Ах, если бы Эдвард был здесь! Вздохнув, Джулия откинулась на подушки; черная шелковая шляпка упала на пол. Конечно, хорошо, что Габриела сразу же сделала для нее и сестер несколько шляпок на период траура, но все равно в черном Джулия чувствовала себя несчастной. На черном фоне ее светлая кожа и золотистые волосы приобретали какой-то сероватый оттенок. Джулия презирала этот цвет; она не желала его больше видеть.
Она повернулась на бок. Слезы катились из углов ее глаз и падали в спутанные пряди на подушке. Что делать?..
* * *
Доставив Джулию обратно в Хатерлей, сэр Перран, как ни странно, поехал не домой, а повернул обратно в Бат: по-видимому, у него оставались там еще какие-то дела. На сей раз он нанес визит своему старому приятелю, городскому почтмейстеру. После краткого обмена любезностями сэр Перран прямо изложил суть своей просьбы и вручил хозяину круглую сумму в размере ста фунтов стерлингов, поскольку не сомневался, что такой подарок придется по душе и его приятелю, и особенно его скуповатой супруге. Взамен почтмейстер обещал выполнить одно весьма щекотливое поручение, а именно придерживать некоторую часть корреспонденции, направляемой в Хатерлейский парк. Прощаясь с хозяином, сэр Перран имел все основания рассчитывать на то, что отныне письма Блэкторна к Джулии будут исправно доставляться в Монастырскую усадьбу.
Да, думал он, жизнь становится много проще, когда у человека есть деньги в кошельке и доброе слово для приятеля.
* * *
Через неделю, когда Эдвард не появился и не написал Джулии ни строчки в объяснение своего неожиданного отъезда – или скорее исчезновения, – она встревожилась уже не на шутку. Положим, она могла понять, что ему понадобилось на неделю отлучиться по делам; могла даже простить его за то, что он не удосужился заранее сообщить ей об этом. Но наступил восьмой день, за ним девятый, десятый, одиннадцатый – и сердце ее постепенно холодело и отвердевало, как каменное. С каждым днем – да что там днем, с каждым часом требования кредиторов делались все настойчивее, доброта сэра Перрана, особенно в сравнении с легкомыслием его племянника, становилась очевиднее, и нежные чувства, которые она еще недавно питала к человеку, лишившему ее невинности, постепенно словно покрывались твердой коркой.
Да и что у него там могли быть за дела? «Вероятно, делишки с контрабандистами, – нахмурясь, сказал сэр Перран, не меньше ее обеспокоенный молчанием племянника. – Чем еще можно заниматься в Корнуолле?»
Этого она не знала, да, пожалуй, теперь это было не так уж важно. Гораздо важнее было другое: он уехал, даже не сообщив ей, где его искать в случае каких-либо неожиданностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135