Пожалуй, в сложившихся обстоятельствах ему следовало завтра же отправиться в Корнуолл, разыскать там сержанта Витвика и допросить как следует задержанного контрабандиста.
Решив так, Эдвард снова взялся за шпагу, но мысли его как-то сами собою обратились к Джулии. Меньше всего ему хотелось уезжать из Бата сейчас, когда лорд Питер мог в любой день сделать ей предложение. Ведь приняв его – Эдвард прекрасно это понимал, – она уже не сможет разорвать помолвку без скандала. А, насколько он мог судить по ее письмам и по ее вчерашнему поведению, она была отнюдь не любительница огорошить общество своим поведением. Нет, ему совсем не хотелось оставлять Джулию в столь неподходящий момент. Однако не подчиниться приказу командира он тоже не мог. Кроме того, у постели умирающего брата Эдвард поклялся себе в том, что, покуда враг не сломлен, борьба с ним будет оставаться главным делом его жизни.
Наконец он швырнул шпагу на кровать, так что она, скользнув по бумагам, едва не проткнула острием одну из подушек. Пот градом катился ему за шиворот. Подойдя к окну, Эдвард отдернул красную бархатную занавеску и потянул оконную раму на себя. Комната тотчас наполнилась влажной свежестью июньской ночи. Господи, уладить бы все это поскорее!..
Он взглянул в звездное ночное небо. Ветерок с холмов колыхал занавеску и охлаждал разгоряченное упражнениями лицо. Спальня Эдварда выходила на лесистые холмы – те самые, по которым он бегал когда-то вместе с братьями, Джулией и ее сестрой Элизабет.
Из открытого окна первого этажа до него донесся дружный хохот – так смеются мужчины, когда им случается проводить вечер без женского облагораживающего влияния. Раз в неделю к сэру Перрану съезжались любители карточных игр и засиживались, как правило, далеко за полночь. Эдвард тоже был приглашен, но отказался, сославшись на усталость: как-никак, он только что приехал из Лондона. Дабы не показаться невежливым, он выразил готовность играть в следующую субботу, и дядя великодушно отпустил его на сегодняшний вечер, с тем, однако, чтобы по возвращении он зашел поздороваться с гостями.
Эдвард сдержал слово. Приехав из Бата, он сразу же заглянул в гостиную и тут, среди игроков, увидел лорда Делабоула. За прошедшие годы наружность отца Джулии так изменилась, что Эдвард с трудом подавил изумленный возглас; в другом окружении он, пожалуй, и вовсе бы его не узнал. Бледное, когда-то благородное лицо было испещрено густой сетью кровеносных сосудов, как у человека чрезмерно пьющего, под глазами лежали темные тени. Только живая улыбка да изящные манеры остались от прежнего лорда Делабоула. Наконец сэр Перран представил своего племянника остальным гостям, и Эдвард смог вернуться в свою спальню, чтобы поупражняться в фехтовании, еще раз перечитать вверенные ему бумаги и постараться не думать о Джулии.
Снизу донесся очередной взрыв хохота. Эдвард вернулся к кровати и принялся раскладывать документы по месяцам и числам.
Лорд Делабоул прибыл домой в три часа утра. На душе у него было скверно. Пока карета ехала от Монастырской усадьбы до Хатерлея, его голова достаточно проветрилась, так что, поднимаясь по широкой лестнице к себе на второй этаж, он уже вполне осознавал случившееся. С усилием, как лошадь, стремящаяся в стойло после долгого утомительного дня, он преодолевал ступеньку за ступенькой и мечтал лишь об одном: упасть в постель и уснуть как можно скорее. К черту сегодняшнюю игру, он хочет видеть во сне Оливию и хоть ненадолго забыть о том, что его карманы набиты долговыми расписками.
Слуга со свечой довел его до дверей спальни и передал лакею, который, сонно тараща глаза, принял у хозяина черный шелковый плащ с цилиндром и изящнейшие перчатки. Все это были весьма дорогостоящие аксессуары, однако лорд Делабоул никак не мог отказаться от привычки одеваться так, как, по его мнению, приличествовало английскому пэру. Большие пальцы на его правой и левой перчатках выкраивались отдельно, дабы малейшая разница в их толщине была должным образом учтена. Кожа на перчатках была так тонка, что могла порваться от любого неосторожного движения.
Даже Сэр Перран отозвался о его перчатках в лестном тоне.
Интересно, мелькнула вдруг нелепая мысль, сколько же пар перчаток у самого баронета?
Пожалуй, в целой Англии не было человека, который бы одевался изысканнее, чем сэр Перран Блэкторн. Разве что знаменитый Хьюгс по прозвищу Ростовщик? Но над Хьюгсом потешалась вся страна, в то время как в облике сэра Перрана не было ничего забавного, скорее наоборот. Когда сэр Перран сидел за картами, глаза его порой вспыхивали сумрачным огнем, как у сокола перед броском на добычу.
Хотя от выпитого бордо, портвейна, мадеры и бренди кровь все еще играла в жилах лорда Делабоула, все же воспоминание о пронзительном взгляде сэра Перрана произвело на него неожиданно леденящее действие. Серые глаза баронета почти не задерживались на ком-то одном, но все время перебегали с одного лица на другое, всматриваясь, нащупывая, пытаясь что-то угадать. Неудивительно, что он был удачлив в картах.
И все же, как ни странно, лорд Делабоул ценил общество своего сомерсетского соседа превыше любого другого. Остроты сэра Перрана, порой весьма двусмысленные, придавали его беседе особый шарм, а за его столом гостей всегда ждали лучшие вина, изысканнейшие закуски и начищенное до ослепительного блеска серебро.
Лорд Делабоул с шумом выдохнул воздух. Стараясь не встречаться глазами с преданным лакеем, которому не платил уже более шести месяцев, он терпеливо ждал, пока с него будет снято все, от шейного платка до корсета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135