силы, казалось, прибывали с каждым часом. Пожалуй, решила она, уже можно сказать ему о том, что сэр Перран хочет с ним повидаться.
Но как только она упомянула имя сэра Перрана, глаза Эдварда угрожающе потемнели, и хотя он продолжал внешне спокойно носить ложку от тарелки ко рту, было ясно, что он взбешен. Джулия, однако, довела рассказ о своей встрече с баронетом до конца и заключила его словами:
– Он согласен предоставить мне развод и дал честное слово, что займется бумагами тотчас по возвращении в Англию.
Эдвард презрительно фыркнул.
– Чего стоит честное слово того, у кого вовсе нет понятия о чести?
– Может быть, ты и прав, – вздохнула она.
Дверь отворилась, и вошел слуга с письмом для Эдварда на серебряном подносе. Джулия отпустила слугу и взглянула на письмо. Почерк был ей слишком хорошо знаком.
– Это от… – она запнулась, – от твоего отца.
– Брось в огонь, – сказал Эдвард. – Пусть он мне отец, но я не желаю иметь с ним ничего общего.
Джулия повертела бумажный прямоугольник в руках. Камин был от нее в двух шагах – от него по ногам и по всему телу разливалось приятное тепло, – и она уже повернулась, чтобы кинуть письмо на горячие угли, но Эдвард ее остановил.
– Постой. Дай-ка его мне. Признаться, любопытно узнать, что ему от меня понадобилось.
Джулия, ни секунды не задумываясь, перекинула письмо на кровать, и этот ее жест напомнил Эдварду детство и вызвал улыбку.
– Я вижу, ты со своим вышиванием совсем обессилела: уже из кресла подняться не можешь.
Джулия с самым невозмутимым видом продолжала работать иглой.
– А я вижу, что твой нрав за последнее время очень испортился: ты стал безобразно сварлив. Предупреждаю, я не намерена нянчиться с тобою вечно, так что уж постарайся восстановить свои силы как можно скорее.
Усмехнувшись, он сломал восковую печать и развернул письмо. Когда он прочитал все от начала до конца, Джулия сделала последний стежок на своем вышивании и подняла глаза. Эдвард сидел нахмурясь, глубокая складка пролегла посередине его лба.
– Они все-таки были близки, – не глядя на нее, заговорил он, – хотя это и случилось только однажды. По всей вероятности, он напугал ее и причинил ей боль. Он пишет, что слишком поторопился. Точнее говоря, – на скулах Эдварда заходили желваки, – он ее изнасиловал.
Взяв у него письмо, Джулия внимательно прочитала его и отложила в сторону.
– Эдвард, – медленно заговорила она. – Я слышала, что для некоторых женщин первый раз бывает таким болезненным, что они еще долго и думать не хотят о втором. Конечно, у меня все было не так, мне было совсем не больно, но… Ты ведь не можешь быть уверен, что он взял ее силой, против ее воли. Как тебе казалось, что она чувствовала к нему в последние годы?
Эдвард промокнул губы льняной салфеткой.
– Вот этого как раз я и не могу понять. Он обращался с нею дурно, однажды я даже видел, как он ударил ее. Но она всегда отзывалась о нем с неизменным уважением.
– Думаешь, из-за тебя?
Он медленно покачал головой.
– Не знаю. Наверное, она все-таки любила его… или чувствовала свою вину перед ним.
– Так, может быть, его отношение к твоей матери объяснялось простой обидой, а не порочностью его натуры?
– Кто знает… Но она всегда хотела, чтобы я относился к нему уважительно. Когда я спрашивал, чего ради я должен уважать того, кто посмел поднять руку на мою мать, она говорила, что много лет назад она получила от него какой-то бесценный дар и что поэтому он всегда будет занимать особое место в ее сердце. Вероятно, она имела в виду меня. После этих ее слов я впервые заподозрил, что когда-то она любила его, но мне даже в голову не приходило, что они были близки.
– Все-таки странно думать о том, что он твой отец.
– Да, странно.
* * *
Прошло еще три недели. С каждым днем Эдвард чувствовал себя все лучше; силы его быстро восстанавливались. Однажды ясным июльским днем Джулия сидела рядом с ним на полосатом бело-розовом диване и щурилась на солнечные лучи, которые струились сквозь муслиновые занавески, оживляя изысканное убранство гостиной. Окна, как всегда в теплые дни, были открыты, и легкий муслин колыхался от каждого дуновения ветерка.
Краем глаза она следила за лицом Эдварда, который читал только что полученное от Веллингтона письмо. Спустя некоторое время на его губах появилась значительная улыбка, и Джулия догадалась, что в письме содержится что-то важное для него.
– Господи, – наконец прошептал он. – Мне поручено командовать полком! Я знал, что когда-то это должно было случиться, но вот случилось – и я не могу прийти в себя!..
– Ты заслужил это назначение, – сказала Джулия. – А какое у тебя теперь будет звание?
– Подполковник. – Он поднял глаза от письма и внимательно взглянул на нее.
– Эдвард, милый! – Сейчас Джулия помнила только о том, что они друзья, и вполне искренне радовалась удаче друга. – Как замечательно! – Она обвила рукой его талию и на миг прижалась к нему, стараясь не касаться больного плеча.
Эдвард тоже обнял ее и поцеловал сначала в золотистый завиток над ухом, а потом, когда она подняла голову, – в губы. Но стоило их губам слиться в поцелуе, как Джулию захлестнула знакомая горячая волна, и она прижалась к нему теснее.
– Джулия! – прошептал он ей в самое ухо. – Любовь моя! Для счастья мне не хватает лишь одного.
От этих слов она невольно отпрянула: прежние страхи тотчас выпрыгнули из темных глубин ее души.
– Я не знаю, что ответить.
– Пожалуйста, не отказывайся сразу, – попросил он. – Ты подходишь для роли офицерской жены гораздо лучше, чем тебе кажется. Как мне убедить тебя в этом?
– Да уж, подхожу, – сквозь слезы пробормотала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135