Сэр Перран, напротив, все время был с нею рядом, и если не приезжал в Хатерлей сам, то приглашал ее вместе с сестрами в Монастырскую усадьбу. Он делал девушкам комплименты по поводу траурных нарядов и шляпок, изготовленных по их собственным эскизам, бурно аплодировал их игре на арфе и фортепиано, раз даже пригласил для развлечения сестер струнный ансамбль. Что же касается блюд, которые его повар готовил к их приезду, то ничего более изысканного сестрам Вердель вкушать не приходилось.
Аннабеллу он беззлобно поддразнивал за манеру забавно морщить носик – это происходило всякий раз, когда она смеялась; Каролине позволил сколько угодно бродить по его конюшням – любезность, коей она не преминула воспользоваться; а с Элизабет часами играл в крибидж и триктрак, терпеливо делая вид, будто не замечает ее плутовства. Пожалуй, казалось Джулии, он во многом заменил сестрам отца, которого им так недоставало еще со дня маминой смерти.
Когда спустя две недели сэр Перран торжественно предложил ей переложить на его плечи ответственность за их будущее, она не удивилась и не воспротивилась.
Предложение проистекало, с одной стороны, из его собственной искренней и давней привязанности, с другой, из желания оберечь Джулию и сестер от нависшей катастрофы, которая казалась особенно неизбежной ввиду исчезновения его племянника. Разумеется, он будет счастлив произвести на свет потомство. Что касается младших сестер Джулии, то он назначит им солидное приданое и будет всячески заботиться об их будущем. В частности, он твердо обещает вывезти их на следующий сезон в Лондон. И наконец, он расплатится со всеми отцовскими долгами. Джулия искренне поблагодарила его за доброту и великодушие и обещала дать ответ в самые ближайшие дни.
* * *
Спустя неделю после этого знаменательного разговора Джулия ждала своих сестер в утренней комнате. Была середина июля. Джулия думала о том, что жизнь вокруг нее изменилась, хотя комната все та же: те же легкие волны занавесей на окнах, те же кресла и диваны, обитые синим узорным шелком, тот же восковой глянец на столиках и подлокотниках вишневого дерева. Но нет, комната тоже изменилась, потому что изменилась она сама. Она уже не смотрела на жизнь глазами, полными радужных надежд, хотя и не предавалась отчаянию; она просто принимала то, что, по-видимому, было неизбежно с самого начала.
Когда сестры, шурша шелковыми черными подолами, одна за другой вошли в комнату, она попросила их сесть за круглый стол под их общим семейным портретом пятилетней давности – на портрете, кроме четырех сестер, были изображены отец с матерью и два брата, с надеждой глядящие вперед, – и впервые прямо и без обиняков рассказала младшим сестрам об истинном положении дел. Говоря, она вскользь коснулась и вопроса о пагубных пристрастиях лорда Делабоула, тем более что его смерть и без того выставила их напоказ.
Элизабет, которой все это было уже известно, молча глядела на серебряный канделябр в середине стола. Две младшие сестры сидели с таким видом, будто их только что избили палкой.
Каролина молчала, ее голубые глаза наполнились слезами. Аннабелла, напротив, упрямо вскинула голову.
– Так мы разорены? – воскликнула она. – Совершенно разорены? Наш папа… как же он мог?! Не понимаю!.. Я видела, что Джулия старается выгадать на каждой мелочи, – но я думала, она просто впала в скупость после маминой смерти… Джулия, почему ты мне ничего не сказала? Ты не представляешь, как я сердилась на тебя в последние два года из-за того, что ты не позволяла мне заказывать платья у нашей батской модистки – а я так любила ездить к ней на примерки!.. – От волнения она то и дело прерывалась, ее зеленые глаза поочередно вперялись в лица всех трех старших сестер. – Значит, мы разорены, – снова повторила она, будто все еще сомневаясь, что она правильно поняла слова Джулии.
Джулия кивнула.
– Возможно, ты права, и мне следовало рассказать обо всем раньше, но я все надеялась выпутаться из этого кошмара, не ломая при этом вашей жизни… Я хотела вас по возможности оградить от всего этого.
Каролина вытерла слезы.
– Аннабелла права, тебе надо было все нам рассказать. Ведь я за один только последний год накупила столько глупых побрякушек, что…
– Каких побрякушек? – спросила Аннабелла, и три сестры воззрились на Каролину в немалом удивлении. Дело было в том, что именно Каролину дамские украшения занимали гораздо меньше их всех.
Каролина шмыгнула носом.
– В январе я купила себе медальон, а перед самым Рождеством мне попался на глаза серебряный галун, и я… я тоже его купила… потому что он красиво блестел!
Она снова шмыгнула носом, но тут же озадаченно вскинула глаза: все три сестры смеялись.
Элизабет склонилась к ней и ласково ущипнула ее за щеку.
– Так вот кто растранжирил наши денежки! – насмешливо объявила она. – Да, если бы не твой серебряный галун, у нас бы, верно, все было хорошо. Ах ты, глупышка!
Каролина наконец тоже улыбнулась и высморкалась.
– Конечно, это глупо, просто… Я ведь ничего не знала. Но скажи мне, Джулия, что ты собираешься делать теперь, когда…
Она не закончила фразы, и над столом повисло неловкое молчание. Даже Аннабелла смущенно заерзала на сиденье. Все глаза были устремлены на Джулию: видно, сестры хотели спросить ее об Эдварде, но не смели.
Вздохнув, она заговорила сама.
– Думаю, все очень просто. Майор Блэкторн оказался человеком ненадежным. Мне так хотелось опереться на него в трудную минуту, но – увы! – из этого ничего не вышло. – Произнеся все это вслух, Джулия почувствовала, как горло ее предательски сжалось, и торопливо отвернулась к окну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135