Ведь я так давно об этом мечтала!..
Теперь, стоя посреди магазина на Нью-Бонд-стрит, Джулия проводила глазами Габриелу, которая пошла обследовать задние комнаты, и обернулась к сестрам.
– Ну, что скажете? По-моему, местоположение самое удачное. Правда, поблизости имеется один модный магазинчик, да через дорогу шляпная мастерская, но все жалуются, что товар у них не ахти какой изысканный, да и выбор невелик. Я уверена, что у нас дело пойдет гораздо лучше.
– Еще бы! – отозвалась Элизабет.
– А как будет называться наш магазин? – озираясь, спросила Каролина.
– Я знаю, как он должен называться, – уверенно объявила Аннабелла.
– Как? – До сего момента вопрос о названии магазина как-то не приходил Джулии в голову.
Аннабелла лучезарно улыбнулась и сказала:
– Конечно, «Оливия».
У Джулии глаза наполнились слезами, Элизабет с Каролиной почти в один голос воскликнули, что лучше просто не придумаешь, и решение было принято так легко и естественно, словно имя матери само явилось к ним с небес.
– Я вспоминаю сейчас последние мамины слова перед смертью, – сказала Джулия. – Помнишь, Аннабелла, я говорила? «Сделайте мне что-нибудь красивое»… По-моему, когда все дамы Мейфэра начнут прогуливаться по городу и разъезжать в открытых ландо в шляпках от «Оливии», то это как раз и будет самое красивое, что только можно представить.
В глазах у Каролины тоже блеснули слезы.
– Она была бы очень довольна.
Все сестры с этим согласились, и с этой минуты магазин стал называться именем Оливии.
К концу апреля новый магазин на Нью-Бонд-стрит приобрел репутацию солидного заведения и множество постоянных покупательниц – отчасти благодаря прекрасным сестрам Вердель, которые носили только шляпки от «Оливии», отчасти потому, что в волшебном мире цветов, перьев, лент, шелков, фетра и соломки Габриела и впрямь не знала себе равных. Если кто-то и осмеливался предположить, что настоящей владелицей магазина является леди Блэкторн, то делалось это исключительно шепотом и с большой осмотрительностью, ибо высказанное вслух столь смелое предположение могло дорого стоить самому клеветнику. Если же кому-то казалось странным, что молодая дама наняла себе секретаря и что этот секретарь частенько бывает у «Оливии», то это, в конце концов, вовсе никого не касалось.
С течением времени Джулия стала еще больше ценить покровительство леди Тревонанс. Крысы на Гроувенор-сквер были как будто истреблены, леди Блэкторн так и не вернулась к своему мужу – а свет как будто не усматривал в этом ничего предосудительного. Последнее, кстати, объяснялось не только поддержкой леди Тревонанс и леди Каупер, но и растущим успехом сестер Вердель в обществе: по-видимому, хозяйки даже самых изысканных гостиных были уверены, что без «прекрасной четверки» их вечера очень скоро перестанут кого-либо интересовать.
Недели мелькали все быстрее, наступил май. Нередко в изысканных гостиных Джулия сталкивалась с сэром Перраном, и он всякий раз заговаривал с нею любезно, даже ласково, однако в ней самой уже не было прежнего доверчивого простодушия. Он клялся, что все будет иначе, пусть только она вернется, – но ей достаточно было взглянуть в его холодные серые глаза, чтобы убедиться, что он лжет. Поэтому она старалась свести разговор к шутке и при первой же возможности избавиться от его общества. Однажды, когда он был особенно настойчив и говорил, что Лондон, который и всегда наводил на него тоску, сделался вдвое ненавистнее после ее ухода, Джулия равнодушно обронила, что в таком случае ему следует поскорее вернуться в Хатерлей. Баронет тут же изъявил готовность ехать, как только она и ее сестры будут готовы.
Джулия окинула его странным взглядом.
– Я не собираюсь ехать в Хатерлей, – сказала она. – Во всяком случае, я не намерена туда возвращаться в качестве вашей супруги.
На миг баронет застыл на месте, потом отвесил поклон и молча удалился. После этого он уже не донимал ее уговорами, но нередко – в театре, в Опере или посреди бальной залы – она ловила на себе его угрюмый взгляд. О чем он думает? – гадала она. Или – еще хуже – что замышляет?
В последние дни весны Джулия окончательно убедилась, что между сестрами, «Оливией» и бесчисленными визитами и балами ей стало просто некогда думать о супруге. Жизнь ее была наполнена до предела. Удручало лишь одно: не проходило и часа, чтобы она не тосковала по Эдварду. Много раз она писала ему, но так и не получила ответа, из чего можно было заключить, что она еще не прощена и что сердце его для нее закрыто.
Первого июня, во время утреннего визита к леди Тревонанс, Джулия снова благодарила маркизу за поддержку.
– Ах, все это очень хорошо, – нетерпеливо перебила ее леди Тревонанс, вертевшая в руках какое-то письмо. – Но за эти два месяца вы и словом не обмолвились о майоре Блэкторне – хотя я, признаться, порой едва сдерживала свое любопытство. Как хотите, но больше я терпеть не могу – тем более что только что получила от него письмо, и в нем тоже, как нарочно, ни слова о вас. Итак, скажите мне наконец, он хоть раз писал вам за это время? Ведь как-никак прошло уже два месяца!
Вопрос был задан так прямо и неожиданно, что в первую минуту Джулия не могла вымолвить ни слова. Наконец тихо, почти шепотом, она сказала:
– Нет, не писал. – Горло ее угрожающе сжалось. – Сама я отправила ему десятка два писем, но… он был очень сердит на меня, когда уезжал. Боюсь, что… – На этом месте Джулия осеклась: ей показалось, что, высказав свои худшие опасения вслух, она тем самым может приблизить их.
– Ясно. – Леди Тревонанс нахмурилась.
– Он не хочет понять, что у меня есть обязанности перед сестрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135