И никакое богатство словарного запаса помочь тут не в силах! Великолепие и непринужденность… Бумага просто не способна передать всю фантастическую гамму изумительных запахов и вкуса, когда терпкая влага рубинового вина кажется просто неотделимой от шелеста пальмы на набережной и прохладного, нежного ветра с моря.После такой еды мир видится добрым и в какой-то степени расположенным к либеральному демократизму. Хочется выпить ещё и сделать людям нечто хорошее.Снаружи, за пределами террассы «Каса Пачин» небо совсем потемнело и слилось с далекой кромкой волн на горизонте. День подошел к концу, но на смену ему уже торопился вечер, самое богатое событиями время фестиваля…Владимир Александрович собрался было рассчитаться, но передумал. В конце концов, для сна есть долгие январские ночи, а сейчас представлялась возможность и людей, так сказать, посмотреть — и себя показать.И действительно, вскоре пустых мест не осталось — даже пришлось выносить из прокуренного помещения под навес дополнительные стулья. Рассаживались сразу большими, человек по десять, кампаниями: шум, гам, звон посуды и хохот… Испанская, английская, французская речь моментально перемешалась с клубами табачного дыма — видимо, все здесь уже успели перезнакомиться и вели себя с непринужденностью творческой и околотворческой интеллигенции.Откровенно пьяных не было — но и трезвым ни одного из посетителей Виноградов назвать бы не решился. Тем более, что и в ожидании закусок столы не пустовали: одна за другой на скатерти появились бутылки «тинто», пиво и коктейли — в основном, разумеется, кола с ромом.Неожиданно разрозненный гул посетителей слился в единый радостный рев — это два парня в ресторанной униформе вынесли на всеобщее обозрение ящик с мутно-зелеными, причудливой формы бутылками. Наклейки на «таре» отсутствовали, а из горлышек торчали края ничем не прикрытых пробок.Владимир Александрович не знал, что это такое, а потому почувствовал себя одиноким, всеми покинутым странником:— Эй, хефе! — поднял он вверх указательный палец, подражая жестам и фразе носатого толстяка на противоположном конце террассы.Тут же, со скоростью атакующего миноносца, примчался один из официантов:— Сеньор?Виноградова в жизни обзывали по всякому, но именно такое обращение с каждым разом нравилось ему все больше.— Сайдра? — парень как по заказу держал в руках одну из загадочных стеклянных емкостей.— Си, — майор в очередной раз на всякий случай кивнул. И не ошибся.— Сеньор! — Откуда-то появился огромный стакан, официант звонко удалил пробку из горлышка и вытянул вверх до предела правую руку с бутылкой.Постепенно меняя угол наклона, парень выцедил тонкую бледную струйку, сразу же устремившуюся с высоты вниз, на пол — но вместо этого угодившую точнехонько на дно стакана, притаившегося у его левого бедра.— Грациас! — поблагодарил Владимир Александрович, принимая вспенившуюся жидкость. Зрелище было действительно впечатляющим — во всех уголках террассы одновременно с полдюжины кабальерос разного роста, возраста и комплекции проделывали то же самое, что Виноградовский официант.С неравным, конечно, успехом… Действия некоторых, явно приезжих, сопровождались женским визгом и шутливыми угрозами обрызганных соседей. И все равно — даже самые неловкие в этот момент походили на торреадоров.Поставив на скатерть перед Владимиром Александровичем заботливо закупоренную вновь бутылку, парень удалился.— Будь здоров! — сам себе пожелал майор и не без опаски пригубил напиток. На вкус он показался чуть кисловатым и явно не крепче простой деревенской бражки.Тогда Виноградов допил содержимое стакана до конца, вытянул пробку и аккуратно добавил себе ещё — на этот раз побольше, почти до краев.— О, Боже, что он делает? Он же убивает сидр. — Женщина говорила по-английски и совсем рядом:— Обьясните ему, коллеги!— Ну, я не думаю, что это удобно…— Сеньор!Виноградов обернулся — речь шла явно о нем:— Сорри?Человек семь за ближайшим столиком. Мужчины, женщины — и все глазеют… Впрочем, вполне дружелюбно.Инициативу взял на себя маленький и очень похожий на индейца брюнет. Он подмигнул и что-то сказал, показывая на стакан в руке Владимира Александровича.Тот пожал плечами:— Извините, я не понимаю по-испански… Может быть, на английском?Собеседники шумно обрадовались — сразу же и все вместе:— О, отлично! Я же говорила…— Вы откуда, коллега?— Присаживайся! Только стул прихвати.— Я, собственно, из России… Санкт-Петербург!— Да ну? Не может быть!— Действительно? Я ездил в Россию — три года назад. Москва, Грозный…— А я была в Санкт-Петербурге — это ведь Ленинград, да? — ещё в колледже. Тогда у вас управлял Леонид… Брешев?— Брежнев, — поправил Владимир Александрович. Потом решился, с трудом подбирая забытые английские выражения:— Скажите… Что случилось? Что я сделал неправильно?— Видишь ли…— Ерунда! Не обращай внимания.— Нет, все-таки стоит обьяснить, — поправила пышные, светло-русые волосы девушка, оказавшаяся напротив. — Это — сидр, молодое яблочное вино. Оно бродит естественным путем, поэтому…— Простите — что делает?— Бродит… пенится! Понятно? Так вот, здесь, в Астурии по традиции сидр наливают так, чтобы не убить аромат и вкус — длинной струей.— И пьют сразу же, быстро, — дополнил бородач в очках и с дымящейся трубкой. — Попробуй!— Но сидр… он же не крепче лимонада, — пожал плечами Виноградов, осушая стакан и отставляя его в сторону.— Это только так кажется.Бородач оказался прав. Бутылки стремительно сменяли одна другую, затем счет уже начал вестись на ящики — и вскоре Влаадимир Александрович почувствовал себя совершенно своим в этом веселом, легком братстве сытых и не связанных никакими взаимными обязательствами людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103