Тем более, что без оружия Владимир Александрович чувствовал себя не просто голым — а голым, с которого к тому же содрали часть кожи.Для себя майор успел уже решить, что при первых же выстрелах просто-напросто рухнет на палубу — и пусть списывают на боевые потери! Конечно, если сначала убьют парня, который идет сейчас впереди, и можно будет воспользоваться его стволом… Тогда повоюем. А голыми руками — дураков нет! Не сорок первый год.— Тс-с! — Виноградов замер, повинуясь командному жесту.И тут же сзади на него чуть не налетел сопящий от страха речник:— Что такое?— Тихо…— Извините.Хороший он, в сущности, мужик, подумал Владимир Александрович. Но ведь пропадет, если что, зазря — такие, обычно, первую же пулю и хватают.— Может, вернетесь?— Нет.Правильно, одному ещё хуже. Вообще, трудно жить с обостренным чувством профессионального долга — это майор знал… Иначе, сейчас и он сам уже ехал бы домой в тихой, мирной и полупустой электричке. Или по крайней мере наблюдал за событиями на теплоходе из рубки милицейского катера-»водомета».— Пошли! — группа двинулась дальше по бесконечной, во всю длину коридора, ковровой дорожке.Ничего пока не происходило, но…Пахло страхом. И не страхом даже, а каким-то запредельным ужасом — густым и тягучим, как начавшая запекаться кровь. Ужасом сочилось все: и тишина вокруг, и теплый воздух кондиционеров… Даже свет матовых плафонов, казалось, дрожит и старается стать незаметнее.Десятки, сотни мельчайших деталей.Багровое пятно на палубе… вывороченный из стены огнетушитель… какие-то осколки. Вмятина, след от огромной подошвы на матовом пластике… Дверь, обвисшая на последней петле…Поравнявшись с открытой каютой, Виноградов вслед за идущим впереди автоматчиком глянул внутрь:Полумрак. Распахнутый иллюминатор — именно тот, догадался майор… Крошечная клетушка, явно не для командного состава: койки одна над другой, опрокинутая ваза с цветами. Внизу — обнаженное женское тело, отвратительно и бесстыдно распластанное на смятом белье.— Гос-споди! Она мертвая?Бедняга речник… Сколько ему — под шестьдесят? Для Великой Отечественной он был слишком мал, а Афганистан и внутриутробные войны России этого поколения уже не коснулись.— Мертвая.Жилые помещения команды закончились — за тяжелой металлической переборкой Владимир Александрович разглядел уводящую вперед череду дверей пассажирских кают.— Эй! — вместо того, чтобы сделать следующий шаг, он коснулся рукой плеча переднего спутника. Тот обернулся, проследил взглядом за жестом Виноградова и тут же без звука передал информацию дальше.Почти мгновенно рядом вырос Головин. Посмотрел, кивнул и поднял обнаруженную майором гильзу — стандартная, от «макарова», она ещё чуть-чуть пахла порохом. Где-то должен быть и след от пули… Ага! В подволоке, почти над головой — аккуратная дырка.Двинулись дальше — теперь ещё осторожнее, прикрывая друг друга на трапах и непросматриваемых местах.Судно по-прежнему казалось пустым и безжизненным…Наконец — дубовая дверь с потемневшей от времени табличкой «Посторонним вход воспрещен» и более свежей надписью примерно такого же содержания по-английски.— Здесь? — уточнил взглядом Головин.— Да, — молча кивнул запыхавшийся речник.Головин тихо, почти без усилия надавил на бронзовую ручку:— Пошли!И ничего не случилось. Никто не выстрелил, не рванула привязанная изнутри хитроумная мина-ловушка… На первый взгляд мостик вообще показался пустым: зеленоватое свечение локатора, какие-то огоньки на панелях. Штурвал в привычном понимании был, но функцию выполнял скорее декоративную — судно двигалось в автоматическом режиме.— Сюда, быстро! — у противоположной двери, с правого борта, лицом вниз лежал парень в безукоризненно отглаженных черных брюках и пижонской белой рубашке с короткими рукавами. Судя по погонам, это был кто-то из судовых офицеров. — Помоги…Раненого перевернули на спину и один из бойцов завозился с медикаментами. В нос ударил противный аптечный запах.— Чем это его так?— Ногами…— Пашкевич, третий помощник, — сглотнув слюну, выдавил из себя речник. — Он живой?— Пока — да! Слушайте… вы рулить умеете?— В смысле?— Ну, этой штукой управлять? — Головин собирательным жестом обвел оборудование мостика.— Вообще-то… Вообще-то, я механик.— Придется, — подал реплику Виноградов. Вставало солнце, и прямо по курсу уже отчетливо вырисовывался недалекий берег. — Надо хотя бы остановиться — и лечь в дрейф.— Попробую, — кивнул речник и потянулся к одному из никелированных рычажков. Он был отличным дядькой, к тому же не без чувства юмора:— Вот и дослужился на старости лет до капитана… Вернусь, старуха не поверит. Вы уж мне справочку выпишите!— Выпишем… Как там парень?— Глухо, командир. Своими силами не откачать.— Поговорить не сможет? — на всякий случай уточнил Головин. — Хоть немного?— Какое там…— Гляньте-ка! — Виноградов склонился над штурманским столиком. Лист карты с текущей прокладкой был изуродован матерным словом из трех букв и соответствующей иллюстрацией: колоссальных размеров и угрожающего вида член раскинулся на просторах от Петрокрепости до банок в центре Ладоги.— Сволочи… — Головин потянулся к карте.— Не трогай!— Почему?— Вещественное доказательство. Потом, для экспертизы пригодится. — Виноградов вовсе не был умнее, просто он слишком долго носил милицейские погоны. И все оставшиеся годы ему предстояло жить с оперативно-следственным видением мира.— Командир! В радиорубке чисто.Здоровяк из второй штурмовой группы с трудом скрывал возбуждение.— Что там?— Никого… Правда, пошалили там, чувствуется, от души — дверь выломана, кровища!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103