Если она и находилась здесь, то не хотела, чтобы я обнаружила ее.Я открыла дверь. Передо мной была небольшая комната с высоким потолком. Соломенный тюфяк на полу, стол, стул, скамеечка для молитвы, распятие на стене. Словом, точно такая же обстановка, как в комнате, где сейчас умирал старик. Но было здесь и нечто отличающее ее от кельи на нижнем этаже. Единственное окно, расположенное почти под потолком, было забрано решеткой, поэтому комната скорее напоминала тюремную камеру. Я инстинктивно почувствовала, что это и на самом была деле тюремная камера.Моим первым порывом было закрыть дверь и поскорее убежать отсюда, однако любопытство взяло верх над испугом. И я вошла в комнату. «Что же это за дом? – спрашивала я себя. – Здесь и впрямь жили, как в монастыре!» Я знала, что дедушка Женевьевы всегда сожалел о том; что не стал монахом. Об этом свидетельствовало его самое драгоценное сокровище – монашеская ряса, хранимая в сундуке. Я знала об этом из первой записной книжечки Франсуазы. А хлыст? Он бичевал им самого себя... или своих жену и дочь?И кто здесь жил? Кто каждое утро просыпался в этой комнате с зарешеченным окном и смотрел на эти суровые стены, жил в этой аскетичной обстановке?Я заметила, что на стене, покрытой клеевой краской, было что-то нацарапано. Присмотревшись более внимательно, я прочла: «Онорина – пленница».Итак, я оказалась права: это была тюрьма. Здесь несчастную женщину держали против воли. Она была такой же, как и те, кто попал в подземную тюрьму замка...Вдруг я услышала звук приглушенных шагов на лестнице. Но это не были шаги Женевьевы. Затем кто-то остановился по другую сторону двери. Тогда я быстро подошла к ней и рывком распахнула.Женщина уставилась на меня широко открытыми недоверчивыми глазами.– Мадемуазель, это вы? – вскричала она.– Да, я ищу Женевьеву, мадам Лабисс, – ответила я.– Я услышала, что кто-то ходит наверху, и очень удивилась... Вы нужны внизу. Конец очень близок.– А Женевьева?– Она прячется в саду.– Понятно, – сказала я. – Женевьева не хочет видеть смерть. Я думала, что смогу найти ее в детской.– Детские находятся этажом ниже.– А эта... – начала я.– Это комната бабушки мадемуазель Женевьевы. Я ухаживала за ней до самой ее смерти, – пояснила мадам Лабисс.– Она была очень больна?Мадам Лабисс сдержанно кивнула. По ее мнению, я была слишком любопытной, чтобы мне рассказывать что-нибудь еще. Она не выдавала секретов, ибо ей за это хорошо заплатили, и не собиралась рисковать своим будущим благополучием.Женевьева действительно оказалась в саду. И только после того, как старик умер, решилась вернуться в дом.
Вся семья отправилась на похороны в Каррефур, которые, как я слышала, были организованы с подобающей такому событию пышностью. Я осталась в замке. Нуну не пошла тоже – у нее, как она заявила, случился очередной приступ мигрени, во время которого единственное, на что она была способна, так это лежать в постели. Я подумала, что участие в похоронах могло бы пробудить в ней слишком болезненные воспоминания.Женевьева уехала в карете вместе со своим отцом, Филиппом и Клод. И, как только они отбыли, я пошла навестить Нуну.Как я и ожидала, старушка не думала ложиться в постель. Я спросила, могу ли остаться и немного поболтать с ней.Она ответила, что будет рада моему обществу, сварила кофе, и мы уселись друг против друга.– Не думаю, что Женевьеве хотелось идти на похороны, – заметила я.Нуну молча кивнула.– Но ей положено. Она ведь растет, не нужно считать ее ребенком. Не кажется ли вам, что девочка стала более сдержанной? Менее подверженной этим странным срывам?– Она всегда была достаточно спокойной, – солгала Нуну.Я грустно посмотрела на нее, и она ответила мне столь же печальным взглядом. Сказать ей, что теперь мы могли бы отбросить притворство? Мне очень хотелось, чтобы мы перестали лицемерить друг перед другом.– Когда я была последний раз в Каррефуре, я видела комнату ее бабушки. Она очень странно выглядит, – скорее напоминает тюрьму, и Онорина тоже так считала.– Откуда вы знаете? – воскликнула Нуну.– Бедняжка сама так считала.Ее глаза округлились от ужаса.– Она... сама сказала вам? Но как?..– Нет-нет, Онорина не воскресла из мертвых. Просто нацарапала на стене: «Онорина – пленница». Она действительно была пленницей? Вы должны это знать. Вы же там жили.– Она тяжело болела и должна была всегда находиться в своей комнате.– Странная комната для больного человека... прямо под самой крышей. Это наверняка создавало массу неудобств для слуг...– Вы очень практичны, мадемуазель, раз думаете о таких вещах.– Я думаю, что слуги тоже думали об этом. Но почему она считала себя пленницей? Разве ей не разрешалось выходить?– Она была больна.– Но инвалиды не пленные. Нуну, расскажите мне правду. Я уверена, что это очень важно... для Женевьевы.– Каким образом? К чему вы клоните, мадемуазель?– Если я пойму, это даст мне возможность помочь Женевьеве, сделать ее счастливой. У девочки было не совсем обычное детство. Дом, где жила ее мать, потом замок, где выросла она сама, и, наконец, трагедия, случившаяся с Франсуазой. Вы же понимаете, как все это могло отразиться на ребенке, тем более таком впечатлительном.– Я на все готова ради Женевьевы.– Тогда, пожалуйста, расскажите мне то, что знаете.– Но я ничего не знаю, ничего...– Ведь Франсуаза писала об этом в своих книжечках. Вы дали мне прочесть их все?– Она не рассчитывала, что кто-то будет читать их.– Нуну, есть другие книжечки, в которых рассказано гораздо больше...Она вздохнула и, взяв ключ из висевшей на поясе связки, подошла к буфету и открыла его. Затем достала одну книжечку и протянула мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109