– Я вполне прилично говорю по-английски. Я мадемуазель де ла Таль.– Понятно. – Я обернулась к пожилой женщине и, улыбнувшись, поздоровалась с ней. – Я нахожу собрание картин великолепным и невероятно интересным, – обратилась я к ней и к мадемуазель Дюбуа, – но совершенно очевидно, что с ними плохо обращались.Никто из них ничего не ответил, но девочка, явно обеспокоенная тем, что на нее не обращают внимания, грубо сказала:– Это вас не касается, потому что вам все равно не позволят остаться в замке.– О, моя дорогая... – прошептала шокированная Нуну.– И я не буду молчать, если сама этого не захочу. Вот подождите, скоро вернется мой отец!– Но, Женевьева... – Няня бросила на меня умоляющий взгляд, прося извинить ее подопечную за дурные манеры.Девочка зло сощурила глаза.– Может быть, вы полагаете, что сможете остаться здесь, но мой отец...– Если, – сказала я, – ваш отец ведет себя подобным образом, то ничто в мире не заставит меня остаться в этом доме.– Говорите по-английски, когда обращаетесь ко мне, мадемуазель.– Но мне кажется, что вы забыли этот язык точно так же, как забыли хорошие манеры.Она неожиданно засмеялась, вырвалась из рук няни и подошла ко мне.– По-моему, вы подумали, будто я очень недобрый человек, – сказала она.– Я вообще о вас не думала.– А о чем же тогда вы думали?– В данный момент о картинах.– Они для вас представляют больший интерес, чем я?– Безусловно, – ответила я.Женевьева явно не знала, что ответить. Она нервно передернула плечиками, повернулась и произнесла более спокойно:– Ну ладно, я посмотрела на нее. Эта дама не очень молода и привлекательна. – С этими словами девочка гордо вскинула голову и, прошествовав мимо нас, вышла из комнаты.– Вы должны извинить Женевьеву, мадемуазель, – растерянно пробормотала старая няня. – У нее приступ дурного настроения. Я пыталась удержать ее. Боюсь, что она обидела вас.– Нет, все в порядке, – ответила я. – К счастью, у меня крепкие нервы.– Нуну! – требовательно и раздраженно позвала девочка из коридора. – Иди скорее сюда!Няня вышла, а я, удивленно подняв брови, посмотрела на мадемуазель Дюбуа.– Она не в настроении. И в такие моменты не поддается контролю. Мне очень жаль...– А мне очень жаль и вас, и няню.От моих слов она посветлела лицом.– Допускаю, что ученики могут быть трудными детьми, но я не встречала в жизни ничего подобного. – Мадемуазель с ужасом посмотрела на дверь.Проследив за ее взглядом, я подумала: а не страдает ли Женевьева еще и страстью к подслушиванию? Да, бедная женщина, решила я, но, чтобы не добавлять в ее жизнь еще больше трудностей, не стала говорить, что считаю совершенной глупостью терпеть такое обращение.– С вашего позволения я хотела бы более внимательно осмотреть картины.– Сумеете ли вы потом найти свою комнату?– Уверена, что смогу. По дороге сюда я хорошенько запоминала маршрут.– Тогда все в порядке, я покидаю вас. Если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам.– Благодарю вас за помощь.Она бесшумно вышла из зала, и я вернулась к картинам, но никак не могла сосредоточиться, ибо была очень взволнована. Да, это был очень странный дом. А девочка – совершенно невозможная. Что же дальше? Граф и графиня? Какими окажутся они? У девочки отвратительные манеры, она очень жестока и эгоистична. Всего пяти минут оказалось достаточно, чтобы это увидеть и понять, и именно это беспокоило меня больше всего. Какая же обстановка, какое воспитание породили такое создание?Я с тоской смотрела на бесценные, но такие запущенные картины. И вдруг мне в голову пришла мысль: а что, если мне завтра взять и уехать? Графу я принесу свои извинения.Мне захотелось убежать от неизвестности, которая становилась просто невыносимой, и если бы не желание продолжить любимую работу, то сделала бы это немедленно. Словно какой-то внутренний инстинкт толкал меня на отъезд.Но в таком случае зачем подвергать себя искушению заняться более подробным исследованием состояния картин? Нет, надо вернуться в свою комнату, которую мне предоставили, и попытаться отдохнуть перед длинной обратной дорогой.Я направилась к выходу, взялась за ручку двери, чтобы ее повернуть, но та не поддалась. Глупо, но в эти секунды я испытала настоящий страх. Мне представилось, что я пленница, которая уже не сможет убежать, даже если и очень захочется. Мне стало казаться, что стены плотно обступают меня со всех сторон.И вдруг дверь распахнулась, и я увидела стоявшего на пороге Филиппа де ла Таля. Я сразу поняла, почему не могла открыть дверь: в тот самый момент, когда я пыталась повернуть ручку изнутри, он как раз собирался войти.Может быть, мне не доверяют, подумала я. Возможно, они не хотят, чтобы я на какое-то время оставалась одна, без присмотра, на тот случай, если мне вздумается что-нибудь украсть. Я знала, что это абсурд, но давали о себе знать две почти бессонные ночи и постоянная озабоченность своим будущим. Поэтому вполне понятно, что я была немного не в себе.– Вы собирались уходить, мадемуазель?– Я хотела пойти к себе в комнату. Мне больше нечего делать в галерее. Я решила уехать завтра утром. Должна поблагодарить вас за гостеприимство и принести свои извинения за доставленные хлопоты и беспокойство. Мне не следовало приезжать сюда.Он удивленно поднял брови:– Вы изменили свое решение? Почему? Считаете, что не справитесь с реставрацией?Я возразила с сердитым видом:– Вовсе нет. С картинами обращались очень дурно, я бы сказала, безответственно, но мне приходилось реставрировать полотна, находившиеся и в худшем состоянии. Я вижу, что мое присутствие здесь весьма нежелательно. Вам было бы лучше пригласить реставратора мужского пола, поскольку это для вас имеет такое большое значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109