Занятия проходили в хорошо
оборудованных классах и лабораториях, но студенты тем временем жили во
второпях выстроенных общежитиях из холста и жердей, по одному в двух
противоположных концах монастыря. Мальчики и девочки носили одинаковые
темно-красные комбинезоны и клеенчатые шапочки, учились и работали с
энергией взрослых. После положенных часов занятий ничто не сдерживало их
активности на территории школы.
Студентов кормили, одевали, обеспечивали жильем и мебелью только в
пределах первой необходимости. Если они хотели чего-то большего -
приспособлений для игр, специальных инструментов, персональных комнат, -
то могли заработать, производя предметы для продажи, и потому почти все
свободное время студенты занимались производством. Они делали игрушки,
посуду, простейшие электрические устройства, выплавляли слитки алюминия из
сырья, которое брали на ближайшем руднике. Даже выпускали периодические
издания, отпечатанные на текниканте.
Группа студентов восьмого года обучения занималась более сложным
производством: работала на заводе по экстрагированию минералов из
океанской воды и использовала все свои фонды для приобретения необходимого
оборудования.
Учителя большей частью были с Брейкнесса - молодые преподаватели
Института. Беран сразу же был поражен каким-то их общим свойством, но он
не мог уловить ни в чем оно состоит, ни, тем более, понять его суть.
Только прожив на Клеоптере два месяца, он понял эту их странность. Дело
было в том, что между всеми брейкнесскими преподавателями было нечто
общее. Все эти юноши были сыновьями Палафокса. По традициям Брейкнесса им
полагалось совершенствоваться в избранных областях науки в Институте
Брейкнесса и готовиться к получению степени, заслуживая право на
модификации. Берану такое отступление от традиции показалось таинственным.
Его собственные обязанности были достаточно просты, а должность по
паонитским представлениям - весьма престижной. Директор школы, протеже
Бустамонте, являлся номинальным ее главой. Беран работал в качестве
переводчика при нем, переводя на текникант те руководящие указания,
которые директор в состоянии был сделать. В награду за эту службу Берана
поселили в уютном коттедже, выстроенном из булыжников и вручную обтесанных
бревен - бывшем жилище фермера. Ему платили хорошее жалованье, также ему
было разрешено носить особую форму серо-зеленого цвета с белой и черной
отделкой.
Прошел год. Беран постепенно обнаружил хоть и слабый, но все же
интерес к работе, и со временем даже ощутил причастность к планам и
чаяниям студентов. Он пытался противиться этому, вызывая в памяти
идиллические картинки прежней жизни Пао и описывая их своим ученикам, но
наталкивался на равнодушие и полное отсутствие интереса. Их гораздо больше
интересовали чудеса техники, которые он видел в лабораториях Брейкнесса.
В один из выходных Беран предпринял печальное путешествие в старый
дом Гитан Нецко, в нескольких милях вглубь от побережья. Преодолев
некоторые трудности, он все-таки нашел старую ферму около озера Мерван.
Сейчас она была заброшена: бревна рассохлись, поле тысячелистника
заполонили плевелы. Беран опустился на шаткую скамью под низеньким деревом
и предался грустным воспоминаниям...
Затем он поднялся на вершину Голубой Горы и оглядел равнину. Безлюдье
и запустение поразили его. До самого горизонта расстилались плодородные
земли, прежде густозаселенные - и невооруженный глаз, кроме полета птиц,
не мог заметить иного проявления жизни. Миллионы были выселены, в основном
на другие континенты, остальные предпочли остаться в земле предков - лечь
в нее навеки. А цвет страны - самые красивые и умные девушки - были
отправлены на Брейкнесс - в счет уплаты долгов Бустамонте.
Беран, подавленный, вернулся на побережье Желамбре. Теоретически в
его власти было восстановить утраченную справедливость - но если бы он мог
найти средства... Если бы он мог восстановиться в положении, принадлежащем
ему по праву рождения! Трудности казались непреодолимыми. Он чувствовал
себя бессильным, ни на что не годным...
Движимый этими мыслями, он намеренно кинулся навстречу опасности и
направился на север, в Эйльянре. Он снял номер в старой гостинице Морави,
что на берегу Канала Прилива, как раз напротив стен Великого Дворца. Его
рука замерла над журналом регистрации: он подавил безрассудное, совершенно
безумное желание вывести "Беран Панаспер" и, наконец, записался как Эрколе
Парайо.
В столице, казалось, царило беззаботное веселье. Может быть, лишь в
воображении Берана слышался гул подспудного эха злобы, неуверенности?
Возможно: ведь паониты жили лишь сегодняшним днем, что диктовалось
особенностями синтаксиса их языка, и ритм их дня из века в век оставался
неизменным.
С циничным любопытством он просмотрел архивы Библиотеки
Правительственных Актов. Последний раз его имя упоминалось девять лет тому
назад: "Ночью неизвестными убийцами отравлен всеми любимый юный Наследник.
Так трагически прерывается прямая линия династии Панасперов, и ее сменяет
боковая ветвь, представителем которой является Панарх Бустамонте - при
самых добрых предзнаменованиях, обещающих славное продолжение династии".
Нерешительный, неуверенный - и не чувствующий в себе сил обрести
решительность и уверенность, Беран вернулся в школу на берегу Желамбре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54