Их квартира освещалась днем только сквозь входную наружную дверь, котор
ую затворяли редко, от дурной погоды, и окошечко круглой формы; другое так
ое же они заделали лубком от сквозняка, и оно образовало печурку, куда ста
вили разные разности вроде посуды и лубочных коробков.
В атриуме стоял большой, старый, колченогий стол, который скрипел и накре
нялся при малейшем прикосновении к нему.
Натура грека в старом управляющем взяла верх над всеми опасениями госпо
дского гнева. «Благородный сибарит» убирал стол, хоть на один этот вечер,
гирляндами миртовой и лавровой зелени с несколькими сортами зимних цве
тов.
Около стола помещались широкие скамьи, покрытые соломенными тюфяками с
подушками для возлежания за трапезой по-гречески, что допускалось в ква
ртире рабов по той причине, что на этих же скамьях спали двое сыновей Грец
ина. Их покрывала и наволочки были чисты, но грубы, домашнего тканья.
У этого же стола, при свете глиняной лампы, сидела Тертулла, старая, болезн
енная жена Грецина, теребя прялку с тихим, гнусавым напеванием одной и то
й же песни без конца и начала, где упоминалась какая-то красавица, утопивш
аяся от горя по любимому человеку, Ц быть может, греческая Альциона, иска
женная на римский лад.
Тертулла временами прерывала свою песню ворчаньем на затеи мужа. Болезн
енной, нервозной старухе все казалось в черном цвете: и дочерний жених не
нравился, и пированье казалось лишним, и особенно убранство стола на гре
ческий лад претило этой истой латинянке.
Ц К чему это?.. Все полавочники обзеленишь... в пятнах будут... а мы с Амальтее
й их недавно выстирали.
Грецин плел и вешал гирлянды, не отвечая на ворчанье жены.
Амальтея, закутанная из-за дурной погоды в толстую дерюгу, под которой бы
ло упрятано все ее хорошее платье, вернулась из деревни с небольшим узло
м в руках.
Ее курчавые черные волосы, выбившиеся из-под дерюги, накинутой в виде кап
юшона на голову, свисли по лбу ниже глаз, мешая девушке смотреть под ноги,
вследствие чего она несколько раз упала дорогой; о том говорила грязь ее
верхней мокрой ветошки.
Она была в сердитом настроении, взволнованная до последнего градуса, сам
а не сознавая чем, так как рабское сожитие ее с Веранием было делом решенн
ым и по своему спокойному темпераменту Амальтея относилась к этому равн
одушно.
Она ходила в гости к знакомым поселянкам, чтобы пригласить их на свою сва
дьбу ужинать, но там проговорила все время совсем не об этом, едва упомина
я о Верании. Среди наплыва разных, странных, доселе не изведанных ею чувст
в, у Амальтеи преобладала дикая мысль о возможности для нее разведать та
йны соседской катастрофы гибели сторожа гораздо легче, нежели Виргинию.

Ему это не по силам, потому что никто не скажет правды патрицию, человеку ч
ужому у поселян, из иного сословия, и притом внуку фламина, к которому здес
ь многие относились враждебно по симпатии к Гердонию и Скавру.
Амальтею преследовало желание помочь Виргинию в его разведках.
Напрасно твердила она себе мысленно, что сегодня для этого дела не время,
что ей надо думать о своем женихе, а не о соседском внуке, да и вообще ей сов
сем не следует вмешиваться в чужую кутерьму, грозящую всякими неприятно
стями, начиная с опасений мести от убийцы, открытого ею, и отцовских брюзж
аний до господского гнева включительно: за помощь ненавидимому соседу А
мальтею велят высечь.
Упрямая мысль брала верх над всеми доводами рассудка, и наконец даже наз
ойливо стала утверждать, что пострадать ради Виргиния будет не тяжко. Он
так грустен, так измучен, устал; он, очевидно, страдает... не такой ли он раб п
еред своим дедом, как она перед господами? Не одинакова ли их участь? Руф т
оже имеет право убить своего внука, властью старшего в роде, как и Турн Ц
ее.
Амальтея, пожертвовав собою, как бы разделит муки Виргиния... и это почему-
то так сладко... сладко... желаннее всех ласк, какими ей надоедает нахальный
Вераний, приятнее всех подарков, какие он сулил привезти после свадьбы.
Она наступила на что-то твердое, круглое и поскользнулась; это была пугов
ица, какой не могло оказаться ни у кого из ее ближних, Ц большая, золотая п
уговица с патрицианской сорочки или тоги, украшенная эмалью.
Амальтея подняла ее и с удивлением рассматривала при тусклых сумерках п
оследнего света кончившегося дня. Чье это? Господа давно не были в деревн
е... Сунув пуговицу в узел, который несла, она стиснула руки до того крепко, ч
то пальцы захрустели, в порыве поднявшейся в ней злости и едкой скорби.
Виргиний, как живой, предстал ее памяти; вся сцена в беседке повторилась п
ред нею; Амальтея бегом подбежала к калитке, на этот раз незапертой в виду
ожидания гостей, и, только очутившись в теплой комнате, сознала, до какой с
тепени она измокла и иззябла, пробродив по деревне, невзирая на ужасную п
огоду, до самой темноты.

ГЛАВА XV
В ожидании жениха

Амальтея долго дышала себе на руки: махала ими, топталась на одном месте, о
тогревая застывшие ноги, с бормотаньем бессвязных фраз о погоде.
Ц Этаких ужасов с самой моей молодости не запомню!.. Ц говорила Тертулл
а, перенося свое ворчанье с мужа на дочь. Ц Как будто все водяные и лешие р
азыгрались по болоту... вой... свист... град так и хлещет... точно осколки битой
посуды об стены дребезжат...
Она помолчала и указала на узел, который дочь продолжала, не замечая того,
держать под мышкой.
Старуха знала, что там могло заключаться: при таких визитах невест к сосе
дкам с приглашением на пир тогдашние полудикие люди обыкновенно размен
ивались подарками, хвастаясь рукодельем, стряпнёю, растительными проду
ктами сельского хозяйства, Ц но все-таки задала вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27