.. Перепрыгнул через большую. Сразу
полковника. - Железновский кисло усмехнулся. - Ладно, все-таки до вечера!
В этот вечер он не пришел. Мы договорились, что я буду ждать его
после восьми. Я сидел в номере и просматривал все свежие газеты, которые
купил в местных киосках. По этим газетам я понял, чем занимается полковник
Железновский. В них сообщалось об очередном каком-то заговоре
ленинградской интеллигенции. Где-то разоблачены инженеры Петухов, Васильев
и Бернштейн. Они хотели продать какие-то изобретения, и в последнюю минуту
их поймали за руку рабочие завода. В газетах этих рабочих широко
представляли. Многие из них прошли войну, громили немецко-фашистских
захватчиков: они, эти люди, не могут жить в одной дружной семье с
предателями и врагами народа, спекулирующими общим богатым достоянием -
изобретениями, так нужными заводу.
Я ждал звонка на второй день. Звонка не было. Не было Железновского и
на третий, и на четвертый день.
Мне ничего не оставалось делать, как взять обратный билет. Вечером я
должен был уезжать, поначалу в Москву, потом оттуда я помчусь в свою милую
Среднюю Азию, где меня всегда ждут мама и братишки. Хватит всего этого для
меня. От здешних тайн уже тошнит!
Мне оставалось всего два часа. На вокзал я мог доехать на трамвае -
всего несколько остановок.
Я уже собрался и хотел уходить. Лучше приду пораньше, похожу по
вокзалу. Люблю отъезжающий, суетящийся, шумливый народ: сколько потешного
и человечески теплого в провожаниях, встречах!
Только взялся за чемодан - звонок. Я мог и не отгадывать. Товарищ
полковник!
- Слушай, - не поздоровался Железновский, как она с тобой говорила?
- Что значит как? - взбесился я. - Ты извинись вначале, что вызвал
меня сюда и морочил голову.
- Слушай ты, младшой! Я тебя могу вызвать повесткой! И спросить: что
ты копаешься в дерьме? Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты не копался?
- Это точно, предупреждал! Я это всегда помню.
- Тогда, почему ты копаешься? Почему спрашиваешь, нюхаешь?
- Кого я спрашивал? И кого я нюхал?
- Ты ходишь вокруг пограничников! Ты им слагаешь и поешь песни! А
нам... Нам ты отказываешь в честности, порядочности! Они все у тебя не
виноваты. А мы, те, что выполняли свой воинский долг, негодяи!
- Я это не говорил ни Мещерскому, ни его жене, ни его дочери.
- Ох, какой точный! Ты кое-чему научился! Называешь фамилии!
- Не кривляйся. Я все равно не пойму тебя и твоей этой хохмочки.
Вызвать, а потом облаять! Ну спасибо...
- Да пошел ты!.. Впрочем, загляни в свой портфель... Загляни!
- Пьяная рожа! - крикнул я. - Сам пошел! Чтобы ты больше никогда не
звал меня к себе! Понял?
- Дурак, младшой! Зря тебе звание дали. Старшиной ты был умнее.
Я нажал на телефонный рычажок, медленно оглянулся. Что-то не так,
что-то не так! Это - не Железновский. Это - клоун. Это ему так надо
сделать, так надо сделать! Телефон прослушивается. И я, следовательно,
прослушиваюсь. Это ясно. Это результат письма, которое я отправил за своей
подписью в ЦК. Это потому, что в письме идет речь о вдове начальника
заставы Павликовой. Это еще, может, связано с...
Я на цыпочках, вроде это мне поможет, вышел в коридор гостиницы.
Сдавать номер я не буду, - твердил себе. - Это, это...
...Уже в вагоне, необыкновенно безлюдном, тихом и спокойном, я полез
на дно своего портфеля: там лежал конверт, хорошо заклееный и бечевкой
связанный. На конверте стояла моя фамилия. Кто-то стукнул в дверь. Я
быстро спрятал конверт, сел прямо и сказал:
- Войдите!
Вошла девушка. Оказывается, ее место рядом с моим. Ну что ж! Я глядел
на ее милые ножки, на смазливое личико: неужели она будет следить за мной?
Меня уже ведь не раз предупреждали: брось этих своих пограничников! Не
лезь в такие дела!
Плевать на эту девочку! Плевать на всех вас!
Я достал конверт и распечатал его. Девчонки не было, она пошла
переодеваться. Размашистым почерком Игоря Железновского мне сообщалось о
судьбе Соломии Зудько. Приговорена к расстрелу! Приговорены к расстрелу и
семь железнодорожников моей маленькой станции.
"Как ты скушаешь все это? Напишешь ли? Или промолчишь в тряпочку?"
Железновский издевался еще надо мной! Он знал, что я написал в ЦК и о
Соломии Яковлевне Зудько, и о ее муже, разжалованном майоре Соловьеве, и о
семи железнодорожниках, которые никогда ни в чем не подозревались и прошли
по делу Зудько.
"Нет, нет, нет! - закричал я. - Не может этого быть! Они же ничего не
сделали! Это подтвердил и полковник Шмаринов. Зачем же так?"
Поезд мчался с такой скоростью, будто хотел обогнать все мои
печальные догадки. Ты, Железновский, получил полковника. Не за это ли? За
Зудько? Ну сознавайся? Ты поэтому и не пришел? Ты не знал, вызывая меня,
что мое письмо находится уже в ЦК. Вдруг кто-то сказал. Или сам узнал. И
тогда не захотел со мной встречаться. Ты думал, что мы просто поболтаем о
женщине, которую любили, которая и теперь для нас небезразлична? Но
оказалось: я этот год копался в дерьме, как ты говоришь. И кое-что
раскопал. Тебе это не слишком понравилось, правда, товарищ полковник? И
что осталось тебе - напиться и выдать мне по телефону? Чтобы и свои
слышали. И сказали: у тебя нет любимчиков, друзей. У тебя главное -
работа, работа, работа. Работа там, работа - тут. Тут у тебя много
вечерней работы. Очень много, некогда расслабиться, некогда отдохнуть...

5
"Дело" сержантов бывшей заставы Павликова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74