А я, знаешь, по-стариковски уж
по-старому жить буду. Мы так жили и так будем жить. А твои знакомые в
болотных сапогах - туда им и дорога. Ты знаешь, что я снова на службе?
Полностью и безоговорочно.
- А чего же вам и звоню! Похвалить вас, попресмыкаться,
поподхалимничать!
- Это правильно. Ласковое телятко две матки сосет.
- Вы мне хотели рассказать об одном сержанте, который у вас служит
теперь?
- Это Шаруйко, что ли?
- Он и есть.
- А какой у тебя интерес к нему?
- Да думаю все... Как-то раскрутить хотя бы в душе все, что тогда
видел.
- Смешной ты. И наивный. Или не заметил, как все повернуло? Ну
чмокнули того... Кто к вам приезжал... Ну наломал он у вас дров! И что
теперь? Об этом печалиться, когда такой ворох работы? Забудь и выплюнь! Не
ты разотрешь, за тебя разотрут! Ты продвигайся лучше по газетной линии.
- И все же, Вячеслав Максимович. Как бы увидеть его?
- Можешь ты все-таки просить! Да приезжай хоть сейчас. Я его сегодня
заступившим видел. Подменим, поговоришь. Машину прислать?
- Много чести, наверное?
- Значит, так. Жди машину. Через десять минут подъедет. И ко мне
зайди потом.
Машина действительно подкатила ровно через десять минут. Когда мы
приехали, Шаруйко уже подменили, он с любопытством оглядывал меня. Это был
невысокого роста молодой еще человек. Лишь лицо, особенно глаза, опоясали
морщинки, он был не по годам сед, правда, выглядел свежо, уверенно теперь
глядел на меня.
- А я вас не знаю, - покачал головой. - Откуда вы меня знаете?
- По общему списку сержантов.
- А что, выходит, вы первый за нас хлопотали? Вячеслав Максимович в
первый же день про вас сказал. Спасибо вам большое.
Я пожал плечами:
- За что спасибо мне? Вам спасибо, что выдержали.
Я увидел, как лицо этого человека в форме сморщилось в обиде, глаза
увлажнились.
- Простите меня... Вы знали сержанта Матанцева?
- Тоже из списка.
- Я не прощу никогда этим бандюгам. Сколько жить буду - стрелять и
вешать стану. Рука не дрогнет... Мы не успели на помощь... Они его... за
то, мол, что права качал... ногами убили!
Я помолчал вместе с ним, потом осторожно сказал:
- Мне хотелось бы...
- Не надо! - Глаза его позеленели.
- Вы же еще не знаете, что я хотел вам сказать...
- Знаю. Вы хотели спросить, как нас... одним словом... Ну как все
было тогда... Этого я вам не скажу!
- А почему?
- Не положено, - хмуро заявил Шаруйко. - Я расписался за это.
- Понятно, - протянул я.
- И Вячеслав Максимович об этом вас просил.
- О чем об этом?
- Чтобы вы не спрашивали. Про все про то.
- Ну, а о чем же мы будем говорить?
- Давайте лучше об Александре Дмитриевиче.
- А кто это? Погодите...
Шаруйко нахмурился, презрительно поглядел на меня:
- Вы не знаете, кто это? Это наш начальник заставы. О нем мне никто
рта не заткнет, если я пожелаю рассказать. Вы знаете ли о том, что теперь
делает жена Павликова?
- Нет, не знаю.
- Ну о чем же тогда с вами говорить? О том козле Шугове? Дезертире,
враге, предателе? Давайте... Мне рассказывали, что вы о нем все
расспрашиваете. Если бы этот козел появился, я бы и его кокнул, не моргнув
глазом. Вы скажете: злой я человек! И тех бы кокнул, и этого бы... Да -
злой! Не прощу. И никому не прощу. Все еще ответят. И за все ответят.
Я помолчал.
- Чего молчите, если на разговор пришли?
- Откуда вы знаете, что я о Шугове пекусь? Я хочу узнать...
- Вот именно - узнать! Чтобы все по кругу потом пошло... Не он
виноват! А погранзастава! Что его выпустила! А он - ягненочек. Только
стоило бы нам крикнуть: "Стой, кто идет! Куда!" - и он бы передумал
Родиной меняться... Да что вы за люди, эти интеллигенты? Все вам неймется!
Все вы недовольство проявляете!
- Я лично доволен. Я работаю в газете. О людях пишу.
- А сами собираетесь поплакаться о Шугове. Какой он бедненький!
Я встал. Зло уже давно переполняло меня:
- Слушай, Шаруйко! Я интеллигент в первом поколении. Мать моя
уборщица, а отец был плотник. На войне он погиб. И все дяди, плотники
бывшие, на войне погибли. Но я, как они меня учили, тонну бумаги измарал,
чтобы про вас, сержантов, знали... А ты... Слушай, совесть имеешь?
Шаруйко смутился. И вдруг показал мне губами: могут подслушать!
Я растерялся. И тоже губами - а что подслушивать-то?
Он скривился в усмешке - шут его знает!
- Ладно, - махнул я рукой, - ты вовсе оборзел. Понимаю! Спасибо, что
напомнил о... Впрочем! Шугов, конечно, сволочь! Знай ты об этом. И пусть
знают все твои сержанты. Я о нем не только слова хорошего не напишу -
дурного не скажу! Чтобы он околел! Сколько горя принес!
Шаруйко показал мне тихонько палец: мол, здорово!
Машина вновь меня ждала. Но шофер, когда я попытался сесть, сказал
вежливо:
- К Вячеславу Максимовичу заходили?
Я ответил, что не заходил.
- Он специально звонил. Зайдите, пожалуйста.
Я повернул обратно. Показал документы в трех местах. И стою уже перед
генерал-полковником Ковалевым Вячеславом Максимовичем.
- Уж больно строго ваше полугражданское высокочтимое учреждение!
- Бдительность везде должна существовать! - Он, товарищ
генерал-полковник, звонко, рассыпчато рассмеялся. - Чего, напугался такой
системы? Еще тебя в шоры она не брала? Неужели не брала за твои проделки в
газете? Вон, как докладывают умные люди типа Железновского, в "Комсомолке"
главного смутьяна недавно на партсобрании из рядов КПСС выгоняли. Мужик
притворился сердечником, инфаркт, говорит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74