Нам и нельзя делать, Железновский, карьеру. У нас в душе, когда работают
шестеренки, песок. Шестеренки крутятся туго. А скорее всего сразу
останавливаются. Каменные души! Они не плачут, не дрогнут, когда вдовы
сидят на чемоданах...
Но я был все-таки плохой газетчик, потому что небрежно спросил:
- Лошадей покормил?
- А то как же! - обрадованно сообщил Дайнека. - Ты как заглянул туда,
я сразу и приказал...
- Извозчиком я был, пацаном начинал.
- Ага, это тоже такое случалось и со мной... Я сразу приказал! А то
каждый болтается, а делом не занимается... Ты правда был этим? Конюхом?
- Ну да.
- А как же в газету? Грамота-то... Впрочем - все бывает.
- Бывает, - сказал я.
Он подошел ближе и сел у моего ложа.
- Старшина, старшина! - зашептал. - Не нравится все это мне! Бросили,
ушли. Ну нас привели. Ну и что? Это же граница. А, выходит, у нас никакого
опыта... Все так бросить, все открыть! Нате и идите!
- Тебя по какому принципу сюда назначили?
- Я всегда покладистый. Не рассуждаю, а - есть!.. Но скажи, старшина,
этого-то по тутошним временам мало. Я завтра встану - что делать? Как
прочно закрыть эту теперь дыру? Уже мои троих задержали с верблюдами. Что
я обязан предпринять - вопрос!
- Тебе сколько лет?
- И лет мало. Всего двадцать для таких дел. Я не верю, старшина,
пусть и пишут об этом мало, что не боги горшки лепят. Каждый Бог должен
быть в своем деле. Я тебе не Бог, старшина. И ты давеча правильно говорил
о негативе. Я - негатив тот самый и сегодня есть тут. Приедешь - я тебя
прошу: доложи! Не страшно, мол, что все и непривлекательно. Страшно от
назначения... Пошел я, извини!
Дайнека вышел, но вскоре вернулся с шинелью.
- На, надевай. И попрошу тебя... Второй вопрос - жена начальника
бывшего. Это вопрос. Отсюда я ничего не сделаю. Ты должен знать, что
бывший начальник заставы - сирота. И жена его родилась с таким же
счастьицем. По детдомам обитались. Куда им теперь? Вот в чем вопрос!
Мне стало стыдно от своего высокомерия. От своих этих пышных
раздумий. Моя вставочка о конюхе и ездовом Дайнеку сделала доступнее. Он
думал: старшину сажают в кабинку полковника. Это неспроста. Перед такими
держи ухо востро. Но только искренне сказанное для него - раскрыло
лейтенанта. Он, оказывается, выше, добрее, умнее.
- Я не знал о сиротстве, - сказал я. - Ты прости меня.
- Детишек! Птенчиков! Я и сам поначалу обрадовался. Если детишки
здесь, так не пропадем. А одумался... Никто ее тут жить не оставит, хоть
бы кем ее поставил: уборщицей, телефонисткой или там еще что придумал бы.
Не дадут ей тут быть. А аул ближний - в сорока верстах отсюда. Там бы
пристроить да шефство взять...
Я вспомнил Железновского: всех, всех! Всех!
Всех - под вышку? Всех - под подозрение?
Ее-то в первую очередь.
- А ехать в Россию ей - голодно там.
- Ты в России заканчивал училище?
Он кивнул головой.
- Шефство взять над ней не дадут, - сказал я.
- Скажут, что покрыватель чего-то, твоего наподобие негатива.
- Это точно.
Утром ни свет ни заря прибежал продрогший насквозь шофер, с которым
мы все сюда приехали.
- Товарищ старшина! Побыстрее, побыстрее! А то опять к вечеру выедем,
гупнемся в темноте в сусличью яму, - не вылезем! А с нами детишки будут.
Ночи-то - у-у-у!
- Ты берешь с собой жену начальника заставы? - спросил я его, увидев
два чемодана, стоящие рядом с машиной.
- А что ей тут быть? Она ломоть отрезанный, - спрятал он глаза.
- Единолично решил?
- Единолично. - Шофер подошел ко мне вплотную, он изучал меня. - А ты
что, не видишь? Небось, один Егоров достанет за всю шушваль... Я ведь все
слышал!.. Забросает бумагами... И потому... Все решено единолично.
Согласно уставу, конечно. И просьбе ее самой... Я, старшина, сюда езжу
давно. Я знаю эту женщину. Вы ей теперь ничего не припишите! Она святая,
если детей тут нарожала и в люди их сейчас тянет. Чтобы уехать! Чтобы по
сиротским домам их не устраивали потом, после всего, что может быть тут!
- Поехали! - насупился я.
- И смотри, старшина! Не играйся! С огнем не играйся! Чего не надо -
не пиши!
- Все у нас с тобой насчет ее отъезда совпадает.
Я старался говорить тихо.

4
Первая любовь полковника Шугова.
Елена Мещерская и загадочный полковник Н.
Знакомство с генералом С.
Две небольшие заметки в районной газете.
Поединок Шугова с генералом С.
Встреча с Игорем Железновским в Ленинграде
и судьба Соломии Зудько.
Все, что здесь оставалось, это какая-то неправда. Дул неистово
афганец в ксерофитном редколесье, древовидный можжевельник плясал на
ветру. Маленький арык, протянутый до глубочайшего колодца, из которого уже
научились брать с помощью ослика, ходящего по кругу, воду новые жители
заставы, засыпало песком и пылью. Небо было мутным, и никакие
астрономические приборы и инструменты не могли пробиться туда, наверх, к
светлым и желанным в такую погоду облакам.
Я шел к машине. Зачем я приезжал? Зачем так просился сюда? Никто мне
не даст написать обо всем этом ни слова. Никто мне не даст написать ни
слова в защиту жены Павликова и ее детей... Ах, товарищ шофер! Ах, Федя,
дорогой! Знал бы ты, как я стал тебя уважать после того, что ты мне
сказал... Но никто не даст написать, что я увидел! Успокойся. Мой цензор
Мамчур, да только я заикнусь, где был и о чем думаю поведать, схватится за
валидол и взмолится:
- Пожалуйста, и не думай, и не мечтай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74