Особенно, когда пойдет речь о Соломии
Яковлевне Зудько и ее муже, майоре интендантской службы Соловьеве.
- Чудак! - нервно засмеялся Железновский, и я представил, как он
смеется: снисходительно, через губы - кривит их в усмешечке, издеваясь над
собеседником. - Мы - исполнители. Только - исполнители.
- Слепые исполнители! Ах, прекрасно... Как молодцы - фашисты в
прошлой войне!
- Ну ты, знаешь! Ты поосторожнее на поворотах! За это и ответить
можно!
- Мне, как и другим, читали письмо о твоем шефе. Лично ты ему сапоги
чистил? Лично ты свою любимую женщину водил к нему? Тогда, там? Водил?
- Дурачок! Да это был вовсе не он. Понимаешь, не он. Был двойник...

6
Личная встреча с генералом С.
Как "крутилось" дело сержантов заставы.
О причастности Шугова к похищению Боевого Устава.
Как любовь превращалась в трагедию.
Я был ранее неточен: Шаруйко рассказывает...
И вновь Железновский, но в новом качестве.
Кто довольно часто был в седле и поездил по байрам, адырам, видел
барханы не в кино, а каждодневно, каждочасно, для кого после песчаных
пустынь, идущих один за другим холмов, радостный глаз вырывает на краю
оазиса вдруг веселый кусочек богары; кто наблюдал в течение многих лет,
как вдали - или рядом - друг за другом, как говорят, хвост в хвост, идут
кони, а на них люди в панамах и с винтовками, тот поймет их, как я. Это
они так жили шесть лет. И это они потом шли рядом по этапам. Шугов,
полковник Шугов - они ненавидели его. И я за них поначалу ненавидел тоже
его. Но он, Шугов, вечно стоял перед глазами, и мне всегда казалось, когда
я узнавал о новых и новых деталях, так стремительно приведших его к измене
Родины, - у него есть что-то, что должно свидетельствовать о снисхождении
к нему. Человек, конечно, и в системе, неимоверно коверкающей судьбу,
должен оставаться человеком. И все же... Трагедия Шугова, сотканная из
множества нитей, как покрывало, обволакивало его, и он все последние годы
жил, чтобы она, эта трагедия, свершилась.
Вконец измотавшись с документами по поводу сержантского состава той
заставы, где перешел границу Шугов, то и дело возвращающихся ко мне
короткими или в пол-листика отписками, уже не веря в освобождение ребят, я
было опустил руки. Тем более, я уже демобилизовался, работал теперь в
большой газете Центрального Комитета, мне не хотелось отставать от других:
одно дело - тематика военная, другое - гражданская; работы было много и
работа, как казалось тогда, да и кажется теперь, была не бесполезной.
Я решил: не пробьешь стену.
Именно в тот период и получил я письмо от Дмитрия Васильевича
Шмаринова. Как ни странно, жил он теперь в городе, в котором я родился и
из которого был призван в армию. Оказывается, в нашем городе он работает
теперь директором фабрики по изготовлению женской одежды. Все у него в
порядке, - сообщал Шмаринов. - Демобилизация произошла сразу после смерти
И.В.Сталина. Вышла с фронтовыми неплохая пенсия, но в райкоме партии
сказали, что надо поднимать производство, и хотя он, Шмаринов, мало что
смыслит в таком производстве, пошел и, смеет заверить теперь, через год,
показатели выросли, на радость его, Шмаринова, и на радость тех, кто его
рекомендовал.
"О чем я пишу тебе? - говорилось в конце письма. - Недавно, проездом,
был в Москве. И хочу сказать несколько слов, утешительных слов, в наш
общий адрес. Помнишь генерала С.? Я, по-моему, тебе как-то о нем
обмолвился. Это тот самый С., который много виноват в деле известного нам
обоим Шугова. Я понял по тем публикациям твоим, что в Москве ты бываешь
часто. Вот и зашел бы к доступному нам теперь С. Он живет после
демобилизации уединенно, стал прост, как все. Это он, если уж говорить о
первопричине, сделал первый пробный выстрел в Шугова и в твою несравненную
Даму - Елену Мещерскую. В общем, у С. кое-что узнаешь"...

Шмаринов расписал, как найти С.
Я через день вылетел в Москву. Нашел я С. легко. Что значит - толково
объяснить. Разведчик Шмаринов это мог.
Появился на даче примерно в шестом часу. На дворе стояло "бабье
лето". Такой теплый и сухой погоды в конце сентября я даже в своей
украинской столице давно не видел. Теплый воздух несло откуда-то из-за
леса. Дача была даже лучше, чем у Мещерских. Два волкодава охраняли ее. И
когда С. вышел на крыльцо, они кинулись к калитке, точно понукаемые
хозяином, с громким лаем.
С. их остановил. Он подошел к калитке, проверил мое удостоверение,
как на проходной, наверное, его бывшего заведения.
- Я с вами разговаривал, - каким-то извиняющимся голосом проговорил я
и не знал, как вести себя в дальнейшем.
- Да, да, - пробурчал С.
Он был, нельзя сказать, красив. Это был высокий, худощавый и крепко
сбитый мужчина за шестьдесят лет, у него оставалась гордой осанка, голова
седая - этакая шапка седых, ухоженных волос. Одет С. в бухарский халат
красного цвета, на ногах легкие мягкие туфли с дырочками вверху.
- Идите со мной, - словно приказал этот все-таки броский мужчина,
генерал в отставке С.
Я поплелся следом. Шаг у него был широкий, мощный, стремительный. Так
ходят не разочаровавшиеся в обстоятельствах люди.
Мы вошли в приемную дачи.
- Повесьте свою сумку тут. - С. показал на оленьи рога, прибитые на
желтых, отполированных досках.
Вообще, тут было все желто, отполировано, к месту: встроенный в стену
шкаф для одежды, стулья и стол под общий тон, два кресла, светильники,
дорогие картины - темные, старинные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74