ДВА
Прошли годы. Началось обучение. Атон узнал об истории и обычаях своей
планеты и о великой Династии Пятых. Он научился читать на трудном древнем
языке и с изумлением пробирался сквозь огромный текст ДЗЛ. Считал он
теперь куда дальше, чем до десяти, и производил с числами разные действия.
Он знал К-шкалу температур и $-шкалу времени. Он начал долгое ученичество
в хвееведении.
Свое свободное время, теперь более редкое, Атон проводил, в основном,
на хуторе Восемьдесят-Первых. Мальчишки бросили заниматься бомбой и
перешли к другим затеям. Лешу и Леню не обязывали получать объем знаний,
требуемый от сына Пятого, и учеба у них шла гораздо легче. Люба никогда не
отказывалась от своей привязанности к Атону. Близнецы же то и дело его
дразнили "Поцелуй ее, и она принесет соли. _К_р_е_п_к_о_й_ соли". Но он
воспринимал Любу как сестру, которой у него никогда не было, и
довольствовался тем, что дергал ее за косы, достаточно сильно, впрочем,
чтобы она вела себя как следует. А время неуловимо воздействовало на всех.
Выращивание нежных зеленых цветов представляло собой сложное дело:
смесь науки, искусства и характера. Вскоре стало очевидно, что у Атона к
этому призвание. Растения, за которыми он ухаживал, были крупнее и
красивее остальных, а его опытные участки цвели вовсю. Будущее хвеевода
казалось ему гарантированным.
Был и другой варианта профессия механика. Атон научился управлять
аэромобилем Пятых, точно определяя координаты планеты на географическом
нониусе машины. Локационная сетка была размечена в стандартных единицах
для восточного склонения и нордовой разности широт с наложенной нониусной
шкалой, выводящей из фокуса все, кроме правильного показания. Здесь Атон
столкнулся с безмерными трудностями. Ему, похоже, не хватало тяги к
механике, по крайней мере, в таком возрасте. "Только не ходи на Флот, -
предупреждал домашний учитель. - Там из тебя обязательно сделают
машиниста. У них жуткая способность выбирать для работы совершенно не тех
людей". Но, освоив технику, Атон начал уважать ее. Что-то радостное было в
мгновенном фокусировании после нескончаемых попыток.
"Вероятно, - думал он, - красоту фокусирования можно оценить только
п_о_т_о_м_у_, что она возникает после борьбы".
Одно продолжало затуманивать выбор судьбы: не покидающий его образ
лесной нимфы. Пока оставалась эта тайна, Атон не мог верить в себя вполне.
Когда он, обливаясь потом под жарким солнцем, работал в поле на прополке
сорняков (он думал, что это крелль, хотя крелль намного опаснее),
прерванная песня звучала в его голове - настойчивая и мучительная. Откуда
пришла нимфа? Зачем? Что она хотела от маленького мальчика?
Постепенно возраст смазал воспоминание. Оставалось лишь ядро
неудовлетворения, придававшее Атону чуть неуравновешенности и заставлявшее
гадать, правда ли, что жизнь в роли хвеевода - лучшая из возможных? Однако
что еще могло быть?
Ему исполнилось четырнадцать лет. Он пересаживал саженцы хвей возле
границы усадьбы, когда издали послышалась знакомая мелодия. Руки у него
задрожали. Неужели она... неужели она вернулась наконец на поляну?
Он оставил цветы и то бегом, то сдерживая себя последовал за
волшебным звуком. Возбуждение бурлило в нем, пока он кружил по лесу у
заброшенного колодца. Неужели это нимфа? Неужели она зовет его?
Атон пришел на поляну, не изменившуюся, если верить его памяти, за
семь лет. Нимфа была там! Она была там, она сидела и пела; ее легкие
пальцы перебирали струны маленького инструмента - иномирянской
шестиструнной лютни - которая звучала воистину завораживающе. Прежний
образ в душе Атона побледнел перед действительностью. Лес, поляна, даже
воздух вокруг были прекрасны.
Он стоял на краю поляны, впитывая ее присутствие. Казалось, лишь
мгновение прошло с тех пор, как он стоял здесь впервые; время одинокой
мечты - мгновение и вечность. Она не изменилась - он же повзрослел на семь
лет. И теперь он видел не только то, что видел семилетним ребенком.
На ней было полупрозрачное в лучах солнца светло-зеленое платье со
шнуровкой на лифе - на Хвее таких не носили. Ее лицо, бледное и чистое,
обрамляли великолепные волосы - поток темно-красного и иссиня-черного в
обворожительном союзе. В фигуре была изящная цельность - не чувственная,
не хрупкая. Ее внешность являла собой соединение противоположностей, о
поиске которого Атон никогда сознательно не думал. Огонь и вода, обычные
враги, совмещались здесь в резком фокусе, наподобие пересечения шкал
нониуса.
Атон стоял словно в трансе и в восторге от этого зрелища забыл о
времени и о себе.
Нимфа, как и раньше, заметила его и оборвала песню.
- Атон, Атон, иди ко мне!
Она его узнала? Подросток стоял перед прекрасной женщиной смущенный,
зардевшийся от первых неловких мужских побуждений. Она была желанием
мужчины, ее присутствие делало его большим и грубым, Атон ощущал на своих
ладонях землю, а на рубахе - пот. Он не мог остаться, он не мог уйти.
- Четырнадцать, - сказала она, вкладывая в это слово некое
волшебство. - Четырнадцать. Ты уже выше меня. - Она поднялась, распускаясь
как цветок, чтобы подтвердить, что это правда. - И носишь мою хвею, -
продолжала она, протягивая руку к его волосам. Цветок лег на ее ладонь,
зеленые лепестки были темнее платья. - Ты подаришь ее мне, Атон?
Он молча таращил глаза, не в силах воспринять вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76