- Еще рано, слишком рано, - сказала она. - Я не возьму ее, Атон. Не
сейчас. - Она заметила его обветренные пустые руки. - А где же твоя книга?
- Я работал в поле...
- Ах, да, - подхватила она, покачивая в руках хвею. - Тебе два раза
по семь, и ты теперь хвеевод. А помнишь ли ты...
- "Указания на бессмертие" Вильяма Вордсворта, - выпалил он,
пораженный своим громким голосом.
Она схватила его за руку, сжала ее.
- Не забывай никогда, Атон, как чудно быть ребенком. В тебе есть та
бессмертная частица света, тот луч солнца, в честь которого тебя назвали.
Ты должен лелеять эту искру и никогда не давать ей погаснуть, независимо
от своего возраста.
- Да, - сказал он, не в силах сказать ничего больше.
Нимфа поднесла хвею к щеке.
- Скажи мне, скажи снова, Атон, - разве я не прекрасна?
Он заглянул в черно-зеленую глубину ее глаз и растерялся.
- Да, - сказал он. - Лесной пожар и тихий омут. Ты топишь меня в
огне...
Ее смех был отзвуком горящих свечей и лесных потоков.
- Неужели я так опасна?
"Неотразимое создание, - подумал он. - Ты играешь мной, а я
беспомощен".
Подойдя к нему вплотную, нимфа подняла руки, чтобы поправить хвею в
его волосах. Легкий запах ее тела одурманил его. Она - вневременна, она -
совершенство.
- Ты не нашел ни одной женщины, которая сравнилась бы со мной, -
проговорила она.
Спорить было бесполезно: даже ее тщеславие восхитительно. Ни одна
смертная не могла соперничать с ее великолепием.
- Ты не должен меня забывать, - сказала она. - Я поцелую тебя еще
раз.
Атон стоял, опустив руки, прикованный к земле, побаиваясь, что если
пошевелит хоть одним мускулом, то упадет. Лесная женщина взяла его
холодными пальцами за локти; слабое прикосновение вызвало в нем дрожь - от
напряженных плеч до сжатых кулаков. Она потянулась губами, приводя его в
радостный восторг. Поцелуй: желание и досада захлестнули его душу.
Тончайшая паутина опутала все его тело. Лишь голос сохранил свою
волю.
- Завтра ты опять исчезнешь, - услышал он собственные слова.
Она отпустила его.
- Иди, иди же. Когда найдешь меня снова, ты будешь готов.
- Но я даже не знаю твоего имени.
Нимфа махнула рукой, и ватные ноги развернули его и увели с поляны.

То, что до сих пор занимало лишь праздное воображение, ныне стало
крайне необходимым. Умонастроение Атона изменилось. И если до пробуждения
лесной нимфой он интересовался женщинами лишь умозрительно, то теперь
обдумывал программу самообразования, которая вывела бы его за пределы,
определяемые учителем. Он сажал хвеи, поглощенный своими мыслями -
растения все равно цвели вовсю - и обдумывал пути и средства.
Атон с нетерпением дождался приближения сумерек и поспешил по
знакомой тропинке на хутор Восемьдесят-Первых. Тропа густо заросла дикими
цветами, напоминая о редких посещениях хутора. Когда он в последний раз
смеялся и возился с непохожими близнецами Лешей и Леней? Когда ловил в
игре маленькую Любу, сознавая свою мужскую пристрастность? Детские игры
отошли в сторону, возникли статусные барьеры. Разве не приходил он во
времена неудовлетворенности и тысячи вопросов, чтобы обсуждать их с
друзьями и составлять всевозможные планы? Близнецы были искушеннее его.
Мужские разговоры с ними снимали отчужденность и сомнения. Старая дружба
ослабляла невыразимое волнение, которое он испытывал.
Из темноты вырос дом Восемьдесят-Первых: узкие прямоугольники света
за закрытыми ставнями. Атон обогнул свинарник; его появление вызвало
безразличное хрюканье. Теплый животный запах щекотал ноздри. Он обошел дом
и постучал в окно близнецов условным стуком.
Ответа не последовало. Он сунул палец за ставни, чуть приоткрыл их и
заглянул внутрь. Комната была пуста.
В тщетном гневе он ударил кулаком по стене. Где они? Как они смели
уйти, если он хотел с ними поговорить? Зная, что ведет себя неразумно и
высокомерно, Атон рассердился еще больше. Он прекрасно знал, что в жизни
мальчишек были, кроме него, и другие интересы, к тому же с его последнего
посещения прошли месяцы, но эти бесспорные истины лишь раздражали. Что
делать?
Вдруг ставни на окне слегка разошлись, яркий свет упал на кусты и
протянулся лучом в вечернее небо. Атон поспешил к окну, но тут же
остановился. Это мог быть кто-нибудь из родителей. Они, вероятно, лучше
сознавали разницу в статусе Династий и не хотели неприятностей от
могущественного Аврелия, не одобрявшего дружбу детей. Атон ждал, затаив
дыхание. Высунулась голова: черные, как смоль, контуры, неразличимые
черты. На подоконник упала длинная коса с желтым бантом.
- Люба!
Она повернула голову, всматриваясь в темноту.
- Это ты, Атон?
Он нырнул в льющийся свет, схватил косу и резко дернул.
- Ой, - преувеличенно вскрикнула она. Она схватила его за руку и
разжала пальцы. - Ясное дело - Атон. Без труда узнаю нашего слюнтяя.
Он встал, чтобы заглянуть ей прямо в лицо:
- Это я-то слюнтяй?
Ее лицо было совсем близко. Спокойные глаза с черными от тени
зрачками смотрели с неожиданной глубиной.
- Потому что слюнявишь мои волосы...
Атон не заметил игры слов. Пытаясь подавить смущение, он потянулся
вперед и коснулся губами ее губ.
Прикосновение было очень слабым, но это непреднамеренное действие
удивило и его, и ее. Люба всегда была обузой, помехой в мужских делах,
младшей сестренкой. Ее нескрываемый интерес к Атону вызывал у него
подчеркнутое раздражение, поскольку он не был способен открыто выказать
свое недовольство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76